В кабинет тут же заскочила старшая акушерка и цапнула со стола визитку:
– Иван Спиридонович Волков, генеральный директор ООО «Мандала».
– ООО… чего?! – прыснула Татьяна Георгиевна.
– Манда, блин, ла! Манда-ла-ла-ла! – подхватила Маргарита Андреевна.
– Господи, даже страшно предположить, за что его общество ограниченно отвечает! – утирала выступившие от хохота слёзы заведующая обсервацией. – За чистые земли будд? За шерстяные ниточки для детского творчества, коим нынче увлекается иное бабьё? Это может быть что угодно! Алмазные диски для болгарок, например.
– А может, он торгует этими самыми… – зловеще начала старшая акушерка.
– Марго!
– Ла-ла-ла-ми торгует! В любом случае дядя видный. И машина у него – блеск! Какого ты отказалась?!
– Маргарита Андреевна, я не хочу иметь ничего общего с человеком, не понимающим собственного ребёнка. И вообще, чего ты лезешь в мою личную жизнь?
– Никуда я не лезу! У тебя личной жизни нет, так что лезть особенно некуда. Я бы этому гадёнышу, сынку его, ещё бы и по жопе выписала. Забыла, как он тут нам целый час лекцию слёзную читал? Убийцами называл, а?!
– Тут он прав. Поздний аборт – убийство.
– Ты что, даже на него не рассердилась?
– За что на него сердиться? Доктор на больных не обижается, – Татьяна Георгиевна улыбнулась.
– Ну, ты вообще… Чистый Будда.
– Ага. Сейчас, мандалу в душ свожу – и светиться начну.
– Ладно, я пошла. В хате жрать нечего, псина не выгуляна, Светка неизвестно где шляется. Ты домой?
– Что мне дома делать? Поздно уже. Тут останусь.
– Зря ты всё-таки отшила этого Ивана Спиридоновича. Можно подумать, они за тобой стадами ходят. Нет, ну, может, и ходят… На дежурный перепихон без отягчающих последствий!
– Маргарита Андреевна!
– Что Маргарита Андреевна?! Я сто лет уже Маргарита Андреевна! Где ты сейчас приличного мужика найдёшь? Ты же нигде и не бываешь толком.
– Марго, иди уже бога ради! Псину выгуливай, Светку ищи и жрать готовь. Я их вообще не понимаю, этих приличных мужиков. У меня же на лбу написано: «Не дам приличному мужику!»
– Ага. А снизу мелко и неразборчиво: «Но очень хочется…»
– А я-то, дура, думала, чего мне не хватает – только персональной сводницы!
– Что ты крысишься, а? Я ж любя.
– Знаю.
– Ладно. Друзья на мандалу не обижаются. И всё-таки зря!
– Маргоша, у меня климакс на носу, а ты мне о мужиках…
– Кстати, о климаксе! Я тут с этим… бледным нянем… чуть не забыла. Профессорша звонила, требовала, чтобы ты завтра на кафедральное явилась.
– Вот её мне только не хватало! Спасибо, Маргарита Андреевна. Иди уже…
Кадр третий
Климакс
– Кто бы сомневался, что Татьяна Георгиевна у нас такая шишка, что непременно опоздает на кафедральное заседание! В кои-то веки осчастливив нас своим присутствием! – с невыразимой злостью отозвалась профессор в ответ на вежливое: «Извините, Елизавета Петровна, у нас в отделении была ургентная ситуация». – Разумеется, никто, кроме Татьяны Георгиевны, не смог бы разобраться с ургентной ситуацией в отделении!
– Я – заведующая, – скромно резюмировала Татьяна Георгиевна, потупив ехидные глазки, и присела на свободный стул с краю стола.
За этим огромным столом сидели лаборанты, аспиранты, ассистенты, доценты, два молодых доктора наук и прочая публика, имевшая несчастье состоять на кафедре совместителями. Или не состоять, но являться соискателями учёной степени, как Татьяна Георгиевна. Последние вроде как и независимы от кафедры. Но, увы, не от капризов научного руководителя или консультанта.
– Людочка, открой окно! – скомандовала Елизавета Петровна старшей лаборантке.
Шестидесятилетняя «Людочка» бросилась исполнять приказание сорокавосьмилетней Елизаветы Петровны. Доцент Матвеев поплотнее закутался в синий байковый халат «для выхода». Дело в том, что за окном было минус пятнадцать, завывала утренняя сумеречная вьюга и температура в просторном кабинете профессора неуклонно стремилась к «ниже нуля». Сидящий невдалеке от окна аспирант смачно чихнул. И ещё чихнул. И ещё. Профессор уставилась на невинную жертву.