Человек не спешил ничего предпринимать. Мой обходной маневр был почти завершен, но по закону подлого невезения под ногой захрустела сухая веточка, и в установившейся тишине этот звук прогремел, словно выстрел. Человек встрепенулся, словно это его впрямь напугало, и стал нервно вертеть головой, держа палаш наперевес. Медлить было нельзя. Сейчас он меня заметит, и мне не спастись.

– Провались ты пропадом! – ругнулся я, врываясь на полянку. Вот невезуха!

Фигура, полуприсев, будто от испуга, обернулась в мою сторону и приготовилась нанести удар. Я на бегу занес дубину выше головы. Ну, была не была!

Произошло, однако, то, чего я никак не ожидал. Незнакомец опустил оружие и сдавленно выругался. Я остановился, силясь понять, чей это голос и что мне делать. Амулет взбесился, то обжигая, то мгновенно холодея. Так, будто сам не мог сообразить, опасна встреча или нет. Все прояснилось, когда силуэт сделал шаг в сторону, подставляя лицо лунному свету, врубил палаш ударной поверхностью в землю и неуверенно воскликнул:

– Серый?

Амулет успокоился. Я тоже. Бог мой, какое облегчение!

– Саня, – сказал я. – Где ты научился так материться?

Делай что должен – свершится, чему суждено.

Марк Аврелий

Очевидно, амплитуда стрессовых переживаний превысила допустимый порог воздействия на мою психику. Силы разом покинули меня, и я бухнулся задом на траву, даже не пытаясь совладать с приступом немощности, сковавшим мои члены. Саня, волоча ноги, подобрался ко мне вплотную и сел рядом, скрестив руки на груди. Теперь я мог повнимательнее рассмотреть его облачение. Удобная, прочная, теплая одежда. Насекомые Сане не досаждали. Ветки и сучки тоже. В отличие от моих грязных, израненных и потерявших чувствительность от холода ступней, его пяткам было вполне комфортно. Зависть несколько оживила меня, и я изыскал возможность устроиться поудобнее. Говорить не хотелось. Я понимал, что в данный момент ничего, кроме порции упреков, не смогу ему сообщить. Он чувствовал это, поэтому тоже молчал, но наконец не выдержал и заговорил первым:

– Хвала предкам, ты жив и мы встретились.

Я криво усмехнулся:

– У меня к предкам несколько менее благодарные чувства.

Он кивнул, виновато опустил голову и почесал затылок.

– Понимаю.

Я почему-то сомневался, что он может это понять, но смолчал.

– Подумать только, еще чуть-чуть – и мы бы друг друга поубивали.

– Мы могли бы и не попасть сюда, если бы не твоя дурацкая идея напиться. «Давай выпьем! За победу!» – передразнил я его.

– У тебя своя голова на плечах. Мог бы и отказаться.

– И отказался бы… в другое время. Ты ведь видел, в каком я был состоянии.

– И вижу, в каком сейчас. Мне жаль, что все так вышло, но к чему теперь винить друг друга. Все равно легче не станет.

– Ясное дело, – буркнул я. – Неприятно, когда на тебя бочку катят.

– Да нет, дело не в этом. Просто мы здесь ни при чем, ни я, ни ты.

– Ладно. Как говорится, как опилки не пили, толку никакого.

– Вот именно. Займемся текущими проблемами.

Он вынул из-за пазухи плоскую деревянную флягу, напился и подал мне. Внутри плескалось молоко. Какая прелесть!

– Откуда это у тебя? – поинтересовался я, отхлебнув.

– Дал посланец предков.

– Это еще кто?

– Помнишь того мужика, который следил за нами возле общаги?

– Угу. Так это он все подстроил?

– Точно. «Самогон» – его рук дело.

– А одежда от лучших кутюрье мира предков тоже от него?

– Угадал. И оружие.

В руке его блеснуло обсидиановое лезвие. У Варьи была похожая штука.

– Даю ноготь на отсечение, ты их ни разу не пустил в дело.

– Верно. Они пока не понадобились.