Исследование российской цивилизации много лет лежит в сфере профессиональных интересов автора. Это позволяет предложить определенную модель ядра системообразующих характеристик российской цивилизации. Применительно к задачам настоящего исследования специфические черты российской цивилизации должны рассматриваться в контексте выделения культурных детерминатив риска.

Обращаясь к названному проблемному пространству, нельзя не упомянуть о существующей традиции исследования культурной специфики России. Осмысление национального своеобразия уходит своими корнями в эпоху Нила Сорского. О своеобразии России и русских размышляют князь В. Голицын и дипломат боярин А. Ордын-Нащекин, деятели русского Просвещения от А. Кантемира до князя М. Щербатова. В XIX веке такого рода рассуждения выходят на уровень философствования. Работы П. Чаадаева, публицистика Н. Гоголя, дискуссия славянофилов и западников формируют не только пространство идей, но и определенную традицию осмысления этого бесконечно сложного предмета. Поздние славянофилы – К. Леонтьев и особенно Н. Данилевский – выходят на уровень цивилизационного видения истории. Классики российской исторической мысли – С. Соловьев, В. Ключевский – на своем материале отвечают на вопросы о природе социально-культурной специфики России и факторах, обусловивших это своеобразие.

Рубеж XIX–XX веков ознаменовался резкой политизацией общества. Левые (В. Чернов, Г. Плеханов) и правые (П. Милюков, Н. Иванов-Разумник, П. Струве) по-разному трактуют проблему цивилизационной и стадиальной специфики России, включая свои построения в идеологические конструкты. Однако параллельно с этим разворачивается традиция философского и во многом культурологического осмысления российской реальности, связанная с блестящими именами – Н. Бердяева, Л. Шестова, Ф. Степуна, И. Ильина и других авторов.

Большевистская революция снимает рассматриваемую нами проблематику с официального уровня. Коммунистическая идеология, задачи «мировой революции» и построения советского общества не компоновались со штудиями цивилизационистов. Предреволюционная традиция философской рефлексии продолжается в среде русского зарубежья (Н. Бердяев, Г. Федотов, И. Ильин, И. Солоневич и др.). В эмиграции появляется новое идейно-теоретическое течение – евразийцы, дававшее свои ответы на вечные русские вопросы. Надо сказать, что работы 10—30-х годов во многом остаются на уровне философской эссеистики. Мера научной строгости и доказательности этих работ далека от совершенства. Прозрения и яркие наблюдения соседствуют здесь с сомнительными утверждениями. Тем не менее в рамках этого направления формировалась традиция рационального познания цивилизационной специфики.

В послевоенную эпоху на Западе складывается серьезная школа русистики и советологических исследований. Движимая прагматическими задачами, вытекающими из ситуации холодной войны и противостояния систем, советология обращается к проблемам исторических и культурных истоков советского общества. В рамках этой научной традиции сформировались исследователи мирового уровня (Ричард Пайпс, Джеймс Биллингтон), написаны ставшие классическими работы.

Великая Отечественная война привела к реабилитации в СССР темы «русского характера». XX съезд КПСС и новая социокультурная ситуация создают предпосылки для разговора об исторической и культурной специфике России в жестко заданных рамках подцензурной публицистики. Разворачивается идейное противостояние, символами которого выступали журналы «Новый мир» и «Октябрь».

Поздние этапы советской эпохи ознаменовались расцветом самиздата и тамиздата. В позднесоветском обществе на пространстве неподконтрольных государству изданий начался новый виток рефлексии. Уровень этих публикаций часто оставлял желать лучшего – сказывался разрыв научной и философской традиции. Однако происходило главное: проблема национальной специфики отвоевывала свое место в общественном мнении.