Всеобщность отражает характер всепроникающего производства рисков. Биологическая среда существования современного человека (вода, воздух, почва) превратилась в накопительную среду многообразных рисков. Если рассматривать управленческую сферу, то риски накапливаются и приобретают всепоглощающий характер благодаря неверным, ошибочным, отложенным управленческим решениям. При этом неважно, в какой сфере (политической, социальной, экономической, культурной) эти решения принимались. Риски увеличиваются благодаря транспарентности ошибок лиц, принимающих решения, отказу от решений, отложенным решениям и системным управленческим ошибкам, которые более глобальны, чем коллективные или индивидуальные ошибки.

Неотъемлемой чертой общества всеобщего риска становится «нормализация» рисков, когда каждый уважающий себя субъект управления (каждое ведомство) занимается вопросами обеспечения безопасности. Становятся важными военная, энергетическая, продовольственная безопасность и целый ряд других. Риски не столько противопоставляются безопасности, сколько подменяются этим понятием. Становится нормой общественной жизни заниматься вопросами безопасности. Вкладывание организационных и управленческих ресурсов в процессы обеспечения безопасности приобретает формы современной стратегии управления рисками. И следующий тезис, вытекающий из предыдущего, заключается в том, что поскольку я занимаюсь безопасностью, то я занимаюсь и рисками. Это логически неверно, но срабатывает на уровне нерефлексивной общественной жизни.

Поскольку риски тесным образом связаны с общественными благами и процессом их производства, то доминирующими общественными стратегиями в этот период стали сохранение, сбережение и защита. Из поля зрения управленцев уходит забота о благосостоянии общества и прогрессивном векторе его развития. Главные управленческие ресурсы тратятся на обеспечение безопасности приобретенного. В этом стремлении к всеобщей безопасности средства, затрачиваемые на ее обеспечение столь велики, что становятся экономически и управленчески нецелесообразными. На уровне управления обществом и социальными процессами мы приобретаем все новые и новые виды рисков, связанные с криминальным характером общественных отношений[3]. В этот период производство рисков вытесняет производство общественных благ, когда возрастает уровень криминализации общества и отдельных социальных институтов, экономический капитал вывозится за границу и находит соответствующие пути легализации, лекарства становится купить труднее, чем наркотики, государство перестает выполнять функцию гаранта безопасности общества, выборы осуществляются на основе грязных политических технологий, на первый план выходят псевдополиттехнологи и заказные политические эксперты[4]. В этом ключе можно переформулировать вопрос, заданный П. Бурдье по отношению к социологии. А именно: насколько ангажированным становится социологическое знание и насколько в связи с этим социологии удается практиковать «наблюдение второго порядка», т. е. выходить в поле рефлексии и осмысливать собственные значения и действия.

Ангажированность научного знания в значительной степени искажают факты, связанные с социальными и организационными рисками. Управленцы вынужденно имеют дело с различными интерпретациями, мнениями, рассказами, пониманиями и восприятиями происходящего. Управление осуществляется опосредованно – через моделирование и конструирование социальной и организационной реальности. Основаниями для моделей и конструктов служат субъективные объяснения происходящего в социальной и организационной жизни (рис. 1.6).