Лаций отошёл к Тхао и рассказал ей, как прошёл бой скорпионов. Та улыбнулась и сказала:

– Вот видишь, маленький иногда бывать сильнее большого, если уметь ждать.

– Не только ждать, – с горячностью подхватил Лаций, – тут видно, что он опытный боец. Не первый раз дерётся.

– Но ты же его слабым не называть?

– Хм-м, – задумался Лаций. – Смотря, что называть слабостью. Он слабее, потому что меньше. Но сильнее, потому что опытнее и умнее. Наверное, опыт важнее. Значит, ты права, маленький скорпион был сильнее.

Она улыбнулась ему очаровательной улыбкой, и они продолжили путь в сторону небольших глиняных домиков. Тхао шла чуть впереди, слегка покачивая бёдрами и двигаясь так мягко, как будто плыла над землёй. Вскоре впереди показался ряд старых ветхих строений, похожих на лесные палатки, которые римляне обычно строили в лесу из хвороста и веток. Они с трудом протиснулись в одно из таких жилищ, посреди которого сидела старая женщина без определённого возраста. Ей могло быть шестьдесят, или восемьдесят, или даже сто лет, но определить это по количеству морщин или подслеповатому взгляду было невозможно. Лишь высохшая кожа на руках, сквозь которую выпирали чёрные нитки вен, говорила о её преклонном возрасте. Из-за большого количества намотанных на тело разноцветных тряпок старуха была похожа на большой неподвижный кувшин, из которого торчали две полуголых руки и испещрённая морщинами голова в тёмной накидке. В растянутых мочках ушей болтались огромные серьги, а на руках до самых локтей висели многочисленные браслеты.

– Здравствуй, Маркилия, – поздоровалась Тхао. Женщина медленно повернула голову в её сторону, потом перевела взгляд на Лация и указала рукой напротив себя. Они сели. Всё это происходило в полной тишине. Тхао не шевелилась. Лаций улыбнулся и украдкой осмотрел убогое жилище. Если бы не яркое солнце снаружи, он не смог бы различить в сумраке этой маленькой постройки даже кончики своих пальцев. Старая гадалка пожевала беззубым ртом и стала бормотать какие-то бессвязные слова: «Бу-ба-бу-ба-бу-ба-бу» – монотонно и нудно. Лацию это не мешало. Он закончил осмотр мешков под крышей, набитых, скорее всего, травами и цветами, потом перевёл взгляд на чёрный котёл в углу и полупотухший костёр. От него, огибая котёл, тянулась к потолку струйка дыма, тоненькая, как нитка овечьей шерсти, и это показалось ему забавным. Он улыбнулся и провёл рукой над котлом. Дым не рассеялся, а просто прервался, как будто его аккуратно вырезали в этом месте острым ножом. Это было забавно. В ноздри ударил сладкий запах. Старуха подбросила туда немного пыли из мешочка. Её ритмичный голос, тем временем, продолжал бубнить те же самые непонятные слова, как глухой бубен на соседней улице. Она отщипывала от лежащих рядом пучков сухие травинки и не спеша бросала их в дымящиеся угли. В дурмане тлеющих трав Лаций начал постепенно замечать, что все предметы вокруг плавно движутся по кругу. Это было удивительно, но страха не вызывало. Ему стало спокойно. Тело расслабилось. Губы сами стали расплываться в глупой улыбке. Завораживающий голос гадалки проник куда-то вглубь головы, и теперь мерный звук «Бу-ба-бу-ба» раздавался уже там… Но теперь она говорила! До самых последних дней своей жизни он так и не мог понять, как до него дошли её слова. Ведь Тхао говорила, что это был язык египтян. Однако это так и осталась для него неразгаданной тайной.

– Солнце будет жарким, – старая Маркилия перестала раскачиваться и уставилась немигающим взглядом ему в глаза. Лаций замер, с трудом понимая, что слышит её слова, но почти ничего не видит. Гадалка наклонилась вперёд, её серьги и браслеты зазвенели мягким переливом. Она повторила: – Солнце будет очень жарким! Оно будет расти и расти, пока не заполнит всё небо. И тогда больше не будет силы, равной ему! И ничто не сравнится с ним! Каждый луч будет стрелой, каждая песчинка – огненным шаром. Они будут жечь тебя, как огонь. Этот день будет последним для тебя. Слепой поводырь протянет тебе свой посох. Ты пойдёшь за ним прямо в бездну. Вы рухнете туда с высокого утёса. Все остальные дни ты проведёшь в другом мире – чёрном и чужом. Ты забудешь себя. Пустыня станет морем. Ты должен будешь переправиться через неё сам. В холодный, очень холодный мир. Там люди замерзают от лёгкого дуновения ветра и потом стоят на земле, как статуи в храме. Там будут ворота в тёмный мир. Ты сможешь… Если найдёшь другую силу… – старуха на минуту замолкла. Лаций пошевелил языком. Он был, как деревянный.