В больнице Лике задавали много вопросов. Спрашивали врачи. Спрашивал следователь. Спрашивал психолог. Депрессивное состояние Лики было вполне естественным и объяснимым. Она – девушка сильная и с этим справится, врачи не сомневались. А вот психическое здоровье Миши вызывало очень серьезные опасения. Настоятельно рекомендовали на какое-то время положить его в стационар, но Лика наотрез отказалась. Она поклялась, что отвезет его домой в Краснодар и будет регулярно водить к специалистам. Благо, в таком крупном городе их предостаточно.

Как только сообщили об ужасной трагедии, бабушка Лики и Миши первым же рейсом прилетела в Симферополь. Она почернела от горя, но стойко держалась, не плакала, только ни на минуту не выпускала руки Мишеньки из своей. Елена Афанасьевна жила ради своего единственного сына и его детей, уже три года борясь с неизлечимой болезнью. Теперь у нее остался только Мишенька. С Ликой она всегда держала дистанцию, лишь ради сына терпя ее присутствие, говорила с ней сухо, холодно и вежливо.

Сердце Лики сжалось при виде бабушки. Она хотела было броситься ей на шею, но холодный взгляд покрасневших глаз пригвоздил ее на месте. Домой летели самолетом. За всю дорогу не обменялись и двумя словами. На такси приехали к дому Петра. Высокий кирпичный забор, широкие автоматические ворота, обсаженный с двух сторон цветущими розами подъезд к красивому трехэтажному коттеджу из красного кирпича. И вот они дома. Опять скорбная тишина. Миша, как зомби, молча сел на диван, уставившись в одну точку.

Лика не знала, что сказать и что делать. Здесь ей было еще хуже, чем в больнице. Там ее донимало сочувствие совершенно посторонних людей, а здесь убивало равнодушие родного человека. Она почувствовала себя лишней в этом доме. Но куда ей идти? К матери? Ей она тоже не нужна. Они втроем молча сидели в комнате, почти не шевелясь. Несмотря на августовскую жару, казалось, лед сковал движения каждого из присутствующих. Домработницу Елена Афанасьевна отправила домой, чтобы не путалась под ногами. Молча сидели, пока быстро падающая на землю чернильная южная ночь не накрыла их дом. Наконец, Елена Афанасьевна поднялась, зажгла свет и, не поворачивая головы в сторону Лики, буркнула:

– Иди в верхнюю гостевую спальню. Приляг, отдохни. Погорим завтра.

– Лика взбежала на второй этаж, зашла в хорошо знакомую ей комнату с яблочно-зелеными обоями и как была, в одежде, рухнула на заправленную нежно розовым шелковым покрывалом кровать. Это всегда была ее комната, когда она гостила у папы. Даже вещи ее здесь ждали свою хозяйку. Лика тихо плакала, пока усталость и переживания не одержали победу. Она уснула, уткнувшись лицом в покрывало, так и не разобрав постель. Проснувшись в районе десяти утра, Лика почувствовала себя намного лучше. На душе было мрачно, но нужно было двигаться вперед. Она шарахнулась от своего отражения в зеркале и прямиком направилась в ванную комнату. Вымывшись и переодевшись, она спустилась вниз.

– А, встала, наконец! – злобно сказала Елена Афанасьевна. – Мы тут ждем, пока ты соблаговолишь спуститься.

Лика заметила сидевшего в кресле бородатого мужчину. Мелкие, как у кабана, темные глазки ехидно поблескивали из-под кустистых черных бровей. С ним лично она никогда не встречалась, но не раз видела на фотографиях. Это был папин партнер по бизнесу, совладелец торговой сети, Залихвацкий Артем Сергеевич. Он поднялся с кресла, приветствуя Лику.

– Девочка моя, какое горе! Соболезную! Мне очень, очень жаль. Мы были друзьями и компаньонами с твоим отцом, – сказал он с искренностью, достойной премии Оскара.