Король Франции не был столь же сильно заинтересован в заключении договора, как его оппонент, но до поры до времени не возражал, поскольку не располагал вескими доводами против предлагаемого альянса. Он уже согласился на помолвку Ричарда и Адели, но тут судьба подкинула ему превосходный шанс смахнуть с шахматной доски фигуры, расположившиеся не самым выгодным для него образом, и обратить внутреннюю смуту в Анжуйской империи себе на пользу
Луи VII сделал вид, что оскорблен неожиданным отъездом Генри II и немедленно вошел в контакт с пуатевинскими мятежниками. Впрочем, нельзя исключать, что он с самого начала был полностью в курсе их планов и вел двойную игру. Король Франции принял в Бурже посланников Лузиньянов и заключил с ними союз. Он обещал всячески поддерживать повстанцев, в том числе в случае необходимости и военной силой. Мятежники, со своей стороны, обязались вести боевые действия против Генри II и не заключать с ним мира без согласия Луи VII.
Король Франции не испытывал никаких добрых чувств к своему сопернику, более удачливому как в любви, так и в политике. Король Англии не был настроен столь же враждебно, но скандальные обстоятельства гибели его лучшего военачальника сильно осложняли достижение примирения. Тем не менее, одержимый своей идеей разделить земли между наследниками, он был готов пойти на серьезные уступки и даже вернуть Лузиньянам владения, которые успел у них захватить. Однако Луи VII не сделал встречного шага и, более того, завел речь о расторжении помолвки Ричарда и Адели.
Конференция, собравшаяся в Ла-Ферте-Бернар в июле 1168 года с целью урегулировать разногласия между королями, прошла в атмосфере взаимных подозрений и закончилась безрезультатно. Английскую делегацию неприятно поразило присутствие во французском стане посланцев из Гаскони и Пуату, которые тем самым открыто противопоставили себя герцогам Аквитанским, игнорируя принесенную ими вассальную присягу. Такая явная демонстрация политических пристрастий части знати сулила в будущем Ричарду, которому твердо была обещана Аквитания, непростые времена.
После неудавшейся попытки примирения волнения в Пуату и Гаскони продолжились. Военные действия с переменным успехом тянулись всю вторую половину 1168 года, чему в немалой степени способствовала французская помощь мятежникам. В конце концов Генри II удалось одержать верх над Лузиньянами и, как следствие, над оказывавшим им покровительство Луи VII. В распоряжении главы Анжуйской империи находилось гораздо больше ресурсов – как финансовых, так и людских. Он мог позволить себе не только принимать на службу большие отряды наемников, но и подкупать вассалов короля Франции, чтобы они сохраняли нейтралитет и не оказывали помощи своему сюзерену. Позицию сторонних наблюдателей за щедрую мзду заняли Филипп Эльзасский граф Фландрский, его младший брат Матиас, супруг графини де Булонь, и Тибо Добрый граф де Блуа.
Луи VII пребывал в расстроенных чувствах. С грустным юмором, но весьма точно описывая политическую ситуацию в современной ему Европе, он изливал душу английскому хронисту, приближенному короля Англии и участнику переговоров Уолтеру Мапу.
Случилось мне провести некоторое время в Париже с королем [Луи VII. – В.У.], и когда он обсуждал со мной богатства королей, то сказал между прочим: «Как различно достояние королей, так отличается оно большим многообразием. Драгоценные камни, львы, леопарды и слоны составляют богатство короля Индии; золотом и шелковыми тканями гордятся император Византии и король Сицилии. Но нет у них мужей, способных на что-то кроме болтовни, так что для войны они не годны. У императора Римлян, которого называют императором Аллеманов, есть умеющие обращаться с оружием мужи и боевые кони, но нет ни золота, не шелка, ни иного богатства. Ибо Карл Великий, отвоевав эту землю у сарацинов, во имя Христа отдал все, кроме крепостей и замков, архиепископам и епископам, которых он поставил в обращенных городах. Но твой владыка король Англии, который ни в чем не испытывает недостатка, владеет людьми, конями, золотом и шелками, драгоценными камнями, фруктами, дикими зверями и всем прочим. У нас же во Франции нет ничего, кроме хлеба, вина и веселья». Это слово я оценил, ибо сказано оно было вежливо и правдиво