Оглянулся, вот то место, где я протиснулся через Незримые Врата, назову для пафоса так, на всякий случай вытащил меч и нацарапал на стене не то косой крестик, не то знак Зорро. Лезвие, что рассекает стальные доспехи, как лист капусты, едва-едва оставило крохотную царапину.

Кстати, и в противоположную сторону тянутся все те же два светящихся пунктира, уходят вдаль, превращаясь в исчезающие крохотные звездочки. Однако вон там дальше, если не ошибаюсь, еще один коридор, что идет перпендикулярно. Сердце колотится бешено, я отсчитал шаги на тот случай, если вдруг царапина исчезнет, зарастет или же ее замажет какая-нибудь нечисть, на сороковом шаге открылся еще один коридор.

Осторожно выглянул, повертел головой справа налево и обратно. Свет такой же точно, коридор с рядами дверей и светящимися кружками. В обе стороны такая бесконечность, что жутко, в животе похолодело. В самом деле ощутил бесконечность пространства, замутило, а перед глазами поплыло, словно готов хлопнуться в обморок, как тургеневская барышня.

Оглянулся, надо бы возвращаться, рука коснулась ручки ближайшей двери. Абсолютно бесшумно дверь отворилась, просторная заставленная мебелью комната, с потолка рассеянный свет, я с порога быстро-быстро оглядел все, в животе похолодело от предчувствия беды.

На ложе, что посреди комнаты, спит укрытый до подбородка толстым одеялом крупный мужчина. Я издалека не понял, почему такое серое лицо, словно покрытое пеплом, ресницы чересчур мохнатые, вошел на цыпочках, приблизился и, задержав дыхание, наклонился к спящему. От моего движения, едва заметного, зашевелилась пыль, покрывающая лицо толстым слоем, поднялась в воздух, закружилась. Человек поморщился во сне, недовольно скривил толстые губы, будто по ним проползла крупная муха.

Я всматривался с сильно колотящимся сердцем. Такой слой археологи встречают в древних захоронениях, когда вскрывают гробницы, которым тысячи лет, но этот человек жив, просто спит, крепко спит…

Сдерживая дыхание, я медленно попятился к выходу. Пыль толстым столбом взвилась над ложем, я успел подумать, что опускаться в таком неподвижном воздухе будет месяцы, осторожно прикрыл дверь.

Коридор тянется в обе стороны пугающе одинаков, надо бы за неимением нити Ариадны бросать подобно гансугретхелю хотя бы куски хлеба, но не запасся, да и здешние домовые подберут… если раньше не поспеют крысы и муравьи. Впрочем, крысы могут и не водиться в таком стерильном мире, но чтоб без муравьев…

Отсчитывая шаги, вернулся, не сразу обнаружил царапину, сердце екнуло: вдруг да пошел в другую сторону, так все геометрически правильно и абсолютно одинаково.

– Собаки метят, а мне как?

Вопрос повис без ответа. Я постоял, повертел головой, рискнул подергать за ручку ближайшую дверь. Без скрипа, как будто и не дверь вовсе, отворилась, я постоял на пороге, всматриваясь в обычный, по сути, гостиничный номер, меблированный просто и даже бедно, но с той ужасающей простотой, что выплавляется только в результате долгой и кропотливой работы дизайнеров.

На той стороне единственное окно, колышутся кроны деревьев, а в просветы холодно и загадочно смотрит зеленая луна. Я подошел к окну зачем-то на цыпочках, напряженно всмотрелся. Возле огромного дерева промелькнула гибкая женская фигурка. Длинные волосы падают на прямую спину, лицо в тени, я успел только рассмотреть небольшие округлые груди, еще бы я их не рассмотрел, а когда девушка повернулась, мне почудились за спиной сложенные крылья.

Против воли шелохнулось раздражение, только эльфов или дриад не хватает, ненавижу такое неопрятное смешение жанров, это же дурной вкус, как этого не понимают идиотики. Для них пестрое платье цыганки, сшитое из множества ярких лоскутков, безобразное и бесформенное, предпочтительнее строгого и изящного костюма от модельера со вкусом. А Господь наш еще тот дизайнер, вкус у него о-го-го, недаром же он лучшим из людей вылепил меня…