Из темноты вступил в круг света воин в сюрко, на шлем наброшена темная ткань. Такие в своей жаркой стране носили воины Саладдина, а северное крестоносное войско после первой же недели марша по жгучим пескам тут же собезьянничало.

Опустив арбалет со взведенной тетивой, он преклонил колено, но не голову, продолжая смотреть снизу вверх мне в лицо с такой неистовой верой в чистых честных глазах, что мне стало неловко, будто украл у ребенка конфетку.

Я жестом воздел его на ноги.

– Молодец, – сказал я державно, – хвалю. Ты держался так тихо, я не учуял.

– Спасибо, ваша светлость!

Я кивнул старшему:

– Все нужное я уже узнал по дороге… и за ее пределами. Теперь берусь за руль сам. И все у меня попляшут!

Он чуть кивнул в сторону, я услышал топот ног. Один из багровых силуэтов сорвался с места и начал быстро уменьшаться, словно таял в непроглядном мраке.

Часовой сказал счастливо:

– Как мы рады, ваша светлость!.. А то все переживают, когда вы уходите так внезапно.

– Я должен знать, – сказал я проникновенным голосом, – о чем думают простые горожане. Потому и хожу по городу тайком, слушаю разговоры. Зато меня никто не обманет! Я все знаю, где и что делается…

Они смотрели мне вслед полными восторга глазами, у простых воинов я популярен, не спорю. Даже слышал о себе такие легенды, что отцу Дитриху лучше их не знать.

За время, пока мы неторопливо двигались от ворот через весь город к королевскому дворцу, небо посветлело. Восточный край начал медленно и нежно розоветь, словно щеки юной застенчивой девушки. В чашах светильников вдоль дороги к королевской резиденции еще трепещет оранжевый огонь, но уже достаточно светло и без них.

Я поторопил Зайчика, нужно успеть до того, как устроят крестный ход навстречу, не люблю помпезной торжественности. Вообще никакой не люблю. Увы, здесь не Тиборра, в понятие «дворец» входит не только само здание с пристройками и окружающий сад, но и пространство вокруг размером чуть ли не с сам Тибор.

У ворот еще одна стража, ждут, вижу по их лицам и горящим глазам. Еще издали вытянулись, с таким рвением ударили тупыми концами копий в землю, будто добивали врага.

– Ваша светлость!

Я помахал рукой:

– Вижу-вижу, все на месте. Благодарю за службу.

– Рады стараться! – прокричали они счастливо, а когда я миновал их, держа благожелательную улыбку, прокричали еще раз уже в спину: – А ваша собачка уже пробежала тут мимо!

– Во дворец?

– Не совсем…

– Понятно, опять повара придут жаловаться.

Они гордо улыбались, моя собачка тоже предмет гордости, даже у короля такой нет, хотя, по слухам, и собрал много разных диковин и драгоценностей.

Дорога от ворот вымощена гравием настолько умело, что Зайчик идет, как по сплошной каменной плите, самую малость выгнутой посредине, это чтоб вода после дождя скатывалась в стороны.

Справа ровная зеленая площадь, траву то ли стригут, то ли сама такая, но тоже как идеальный ровный ковер, здесь тысячи придворных могут устраивать танцы и увеселения, а также пикники.

Вот так почти полмили по прямой от решетки ворот до главного входа в этот великолепнейший ансамбль зданий, белых как снег и сверкающих на солнце ярко и празднично. Только остроконечные крыши и башни венчают не флюгера, а победно реют белые полотнища с огромными красными крестами.

Дворец приближается, разрастается, огромный и величественный, арка главного входа выглядит темной, там двойные ворота, с обеих сторон часовые в белых сюрко поверх легких доспехов. Красные кресты сразу бросаются в глаза, яркие и заметные на белых полотнищах, а на шлемах, молодцы, легкие шапероны из тонкой ткани, что не позволяет солнцу накалять доспехи.