Виконт бледно улыбнулся, Бернарду не уступит ни отвагой, ни силой, да и к схватке всегда готов, но ощутил, что победа по очкам пока за Бернардом, а начинать ссору в невыгодной для себя ситуации глупо.

– Что ж, – сказал он с сомнением, – надеюсь, скоро у нас будет возможность убедиться, насколько сэр Бернард заслуживает стать основателем рода… ха-ха!

Он поклонился мне, они прошли мимо, Бернард угрюмо сопел и зло смотрел вслед.

– Спасибо, Рич, – проговорил он, не поворачиваясь ко мне. – Ты знаешь, я всегда был туговат на ответы. У нас Асмер остер на язык, Ланзерот умеет ответить, но не я…

– Пустяки, – сказал я. – Народ в крепость стягивается со всех сторон разный. Вот приедет еще маркиз Ангелхейм, известный бретер, обязательно напросится на драку.

– И что с ним делать? Убить?

– Подраться малость, – посоветовал я, – без этого никак, потом пригласить выпить. И у вас одним приятелем будет больше.

Он захохотал.

– Я такое люблю! Это как раз по мне!

– Я рад, – сказал я с облегчением, – что ты так быстро перестал хмуриться.

Занавеска колыхнулась на одном из окон моих покоев, по телу пробежала сладкая дрожь. Не смотрю же туда вовсе, почему замечаю, что со мной, но уже надо идти, все причины задержаться исчерпал…

Взгляд мой упал на новых не то странников, не то паломников: все почему-то на мулах, только две лошади, да и те под вьюками. Ехали издали, лица измождены, пыль покрыла потные лица так плотно, что выглядят земляными масками.

Я охнул, плечи мои передернулись, словно я голым выскочил под холодный дождь. В середке прибывших странников восседает на крупном муле очень худой человек в серой сутане, которого я меньше всего хотел бы видеть. И, честно говоря, которого с превеликим удовольствием предпочел бы утопить, чем впустить в свою крепость.

Но ворот в моей крепости еще нет, точнее – есть, но еще лежат на земле, плотники безуспешно пытаются вбить между каменными блоками стальные крюки. Пока еще не сообразили, что отдельных камней нет, а вся крепость вместе с опоясывающей стеной и даже каменное основание, по которому ходим и ездим – одно целое.

Из донжона уже спешил Растер, довольный и улыбающийся, но затормозил и с тревогой вгляделся в мое лицо.

– Что случилось, – спросил он испуганно, – сэр Ричард? Вы переменились в лице… Как будто призрак убитого вами дракона увидели!

– Хуже, – ответил я горько.

– Что может быть хуже?… А-а, два дракона?

Я вздохнул.

– Да нет, хуже всяких драконов гости. Надо идти встречать…

– Пошлите барона Альбрехта, – предложил он. – Скользкий, как вьюн! Много слов наговорит и ничего не скажет.

– Увы, – ответил я тяжело, – это ко мне… лично.

Растер смотрел с недоумением, как я пошел навстречу невзрачному и очень худому священнику. Я держался величественно и надменно, это на всякий случай, хотя для этого гостя нет авторитетов, он императора будет обличать с тем же жаром, как и пьяного дровосека, избившего жену.

Отец Ульфилла слез с мула, ему помогли два монаха. Я ощутил оторопь, всматриваясь в его худое лицо. Еще в прошлый раз я изумился, как он из крохотного деревенского попика быстро превратился, благодаря бешеной энергии и самоотдаче, в человека, который сосредоточил в руках власть над огромной областью и даже учредил местный суд инквизиции. Самое неприятное, что его поддерживают массы простого народа, он выступает с гневными обличениями богатых и сильных мира сего, а народ такое обожает.

Сейчас он еще больше исхудал, глаза ввалились, скулы торчат, от всей фигуры веет неистовством и страстью, а во взгляде горит мрачная решимость борьбы до конца.