И тогда раздолье для нас, умных, талантливых, дальновидных и хорошо знающих, что для народа нужно. Другое дело, захочет ли он это есть… Гм, заставим!

Отец Дитрих поглядывал на монашка, застывшего с книгой у груди, будто держит грудного ребенка, но внимательно рассматривает, как я заметил, и веселящихся рыцарей. Брови то и дело сдвигаются на переносице, в глазах проскальзывает тревога.

– Отец Дитрих, – сказал я, – они все – верные сыны церкви!

Он поморщился.

– Не сомневаюсь, сын мой. Но даже некоторая небрежность простительна… в некоторых случаях. Я не о вере, а об устойчивости беспокоюсь.

– Нашей?

– Да, Армландии. К сожалению, любыми переменами всегда стараются попользоваться соседи. Я только что получил сведения, что есть неприятности на границах…

– С Турнедо? – догадался я.

– Ну да, Гиллеберд будет первым, кто вас проверит на прочность. Пусть даже чужими руками.

– Чужими? А где там чужие?

– Руками якобы своевольных сеньоров, – пояснил он. – Для этой цели очень хороши буйные лорды, что бравируют независимостью. Иногда король их использует куда лучше, чем если бы были его верными подданными!

Барон Альбрехт поинтересовался медленно:

– Святой отец, туда совсем недавно отбыл сэр Тамплиер. Вы так быстро уже получили вести?

Отец Дитрих буркнул:

– У меня свои источники, барон.

– Простите, святой отец.

– Ничего, сын мой. У всех свои тайны.

Сэр Растер спросил бодро:

– Может быть, послать Тамплиеру военную помощь?

– Лучше бы гуманитарную, – сказал я с тоской. – А еще лучше дипломатическую поддержку. Совсем ни к чему конфликты на границах!

– Надо, сэр Ричард! – возразил Растер. – Врага надо учить!

– А миром не получится? – спросил я. Посмотрел на их ошеломленные лица, пояснил торопливо: – Хороший полководец, как хороший врач, берется за клинок лишь в крайней надобности.

Сэр Растер ответил с достоинством:

– Так эта надобность всегда при нас!

– Народ у нас такой, – поддержал барон Альбрехт, – великодушие правителя, как и вежливость, толкует как слабость.

– И не только правителя, – уточнил Растер и нахмурился грозно. – Приходится идти напролом и раздавать зуботычины всем встречным… заранее, а то подумают, что слаб!

Я спросил удивленно:

– Что, уже пришла пора? Мы еще экономику не подняли! Даже поднимать не начали! Не-е-ет, сперва укрепимся. Я хочу воевать так, чтобы противник сразу видел: лучше сдаться сразу, это дешевле.

Барон уточнил деловито:

– Значит, воевать будем скоро? Я только хотел уточнить этот момент.

– А вопрос задать подтолкнули сэра Растера? – сказал я укоряющее. – Эх, барон… К сожалению, воевать приходится всегда раньше, чем хотелось бы. Так что держите ячмень сухим.

Сэр Растер провозгласил новый тост, я подал знак, чтобы на меня не обращали внимания, поднялся и вышел из зала. Если для Растера окончание войны в Армландии – сигнал к бесконечному пиру, пока не придет пора нанести превентивный удар по вероятному противнику, то у меня сердце колотится от перевозбуждения: щас возьмусь, щас наконец-то горы переверну, Тоннель прорублю, Юг и Север соединю и сам встану таможенником, Армландию заэталоню для всех соседних королевств, подниму вэвэпэ на небывалый уровень, разовью науку и хайтэк, все у меня от счастья запоют и даже запляшут, гады…

Дворец выстроен из желтого камня, и когда я быстро шел в сторону выхода вдоль длинного ряда колонн, в широкие окна льется закатный свет солнца, окна горят, словно огромное солнце стоит прямо за окнами. По всему залу оранжево– красноватый свет, а стены словно из старого доброго янтаря, потемневшего от времени, но сохранившего в своих глубинах накопленный солнечный свет.