– Ваше Высочество, – произнес он умоляюще. – Может быть, вы больше не станете туда ходить? Я имею в виду… в склеп.

Я ответил в изумлении:

– Да я и не собирался. Мне тоже пора в столицу. Не по такому важному и красивому делу, как у молодого барона, но тоже в некотором роде. Для меня важному.

Он просиял:

– Правда? А то мне показалось…

– Что? – спросил я с подозрением.

– У вас вчера было такое лицо, – признался он, – какое бывает у тех, кто возвращается. Я даже не знаю, как вы вообще сумели к ней попасть, там двери отпираются только изнутри…

Я насторожился, по спине пробежал знакомый холодок.

– Что, правда?

– Клянусь.

– Что за, – пробормотал я, – что за… нет, мне надо ехать. Весьма. Ибо!.. Такова жизнь сюзеренов. Я хоть и консорт, но в какой-то мере еще и человек, хотя я даже не знаю и знать не хочу, что тут понимают под словом «консорт».

Он сказал обрадованно:

– Молодому лорду отец дал для сопровождения двенадцать воинов, но вы, возможно, догоните его и поедете с ним, раз уж вам обоим в столицу?

– Разумеется, – ответил я. – Еще как догоню, если успею. Я пообещал вашему лорду погостить… думаю, ночи будет достаточно, а утром вот так же точно ускачем.

Он просиял.

– Ваше Высочество! Тогда я распоряжусь, чтобы вас развлекли в эти сутки. Как вы понимаете, старому лорду лучше побыть наедине со своим горем или хотя бы в кругу семьи…

– Все в порядке, – заверил я. – Меня не обидит, если развлекать меня будет не старый лорд, а молодая служаночка.

Он сказал понимающе:

– Ваше Высочество! Вы не будете разочарованы. Я понимаю, ваша венценосная супруга и повелительница осталась в Мезине, а вы тут имеете полное право тайком развлечься… пока грозная королева Ротильда в неведении.

– Да, – пробормотал я, – все верно. Вы прекрасно все понимаете.

– Все останется в тайне, – заверил он.

– Надеюсь на вас, – сказал я значительно. – Сэр…

Он все понял, поклонился и застыл на месте, пока я поднимался по лестнице и наконец не скрылся из виду.

На втором этаже я все еще прикидывал, что скажу королю, но зашелестело, отвлекая от государственных мыслей, женское платье, пахнуло свежестью и молодостью девичьего тела, это из двери соседнего зала почти выбежала леди Карентинна, та из сестер, что никогда не заговорит с мужчиной из-за дикой застенчивости, как сообщила ее сестра Мелисса.

Сейчас она почему-то запыхавшаяся, в глазах страх, в тонких пальцах вышитый платочек, прижимает его к груди так трогательно, что я забеспокоился, не вздумает ли подарить в наивной надежде, что подцеплю на шлем или копье.

– Ваше Высочество!

Голос ее был испуганно-пищащий, но и страстный в той мере, что позволяет верить в ее взросление, все-таки уже не ребенок, вон в низком вырезе платья отчетливо видны края белоснежных холмиков.

– Да, леди?

Она вскрикнула:

– Я услышала страшную весть…

– Не обращайте внимания, – сказал я покровительственно. – Вся жизнь бывает страшная. Но когда привыкнешь, жить почти можно.

– Ваше Высочество, – проговорила она почти плачуще, – слуги говорят, вы спускались в склеп…

– Ну…

– И для вас открылись двери!

– Было такое, – согласился я. – Хотя двери, вообще-то, я сам открыл. А что такого особенного?

Она оглянулась, широко ли открыт проем в соседний зал, чтобы оттуда могли видеть, где мои руки, только при широко распахнутых дверях приличная девушка может разговаривать с мужчиной.

– Сэр Ричард, – проговорила она с мольбой, – я так тревожусь за вас! Та ведьма… она ведь показалась вам красивой?

– Графиня Карелла фон Кенигсегг-Аулендорф, – ответил я с честностью рыцаря на турнире, – очень красивая. Что делать, бывают же такие женщины. В смысле, тоже красивые, кроме вас, конечно. Хотя вы вроде бы совсем живая, а она как бы не.