– Чего? Что покойный восстанет?

Он коротко хохотнул.

– Вряд ли настолько наивны. Но пока не поспешили прибыть в Альтенбаумбург и принести вассальную клятву!

Я поморщился, ответил звучно и громко, чтобы услышали все:

– Сено за конем не ходит. Принести мне присягу – не повинность, а честь!.. Давайте, граф, пропустим очередную остановку на отдых. Мне уже не терпится увидеть новые авгиевы конюшни.

Он довольно улыбнулся.

– А как не терпится ввязаться в драку нам…

Поднялась из руин и пошла навстречу уцелевшая стена трехэтажного дома с колоннами на первом этаже. На втором и третьем вообще буйство архитектуры всех форм. А скульптуры и барельефы героев, мифологических животных занимают каждый дюйм. На всех трех этажах слепо зияют окна, на втором и третьем углублены так, что это одновременно и двери, выводящие на балконы, вон даже сохранился свод, все тревожно красиво, словно видишь редкий цветок, выросший на дороге, где промчится конница…

Еще колоннада с широким портиком у темного углубления в горе, вид таков, словно это украшенный вход, но я присмотрелся, там везде сплошной камень, даже трещин не видно.

Дальше странные толстые колонны, вырубленные прямо в толще каменной плиты. Верх этой плиты выглажен до блеска, по ободку бегут, налезая друг на друга, тщательно выполненные барельефы. На самой плите сиротливо высятся семь колонн с неизменным портиком наверху. С той стороны каменной плиты грубо сложенная стена из неровных блоков, совсем другой стиль, другое назначение.

– Что это было? – спросил я.

Сэр Гатер отмахнулся.

– Здесь очень много от прежних хозяев. Но когда мы пришли, их уже не было. Хозяев.

И снова руины, развалины, остатки циклопических сооружений, настолько древних, что почти неотличимы от россыпей диких камней. Дорога равнодушно идет мимо массивной стены, вот остатки ворот, где опорные столбы выполнены в виде массивных лап неизвестного животного с раздвоенными широкими копытами и острыми когтями на бабках.

За стеной старинный дворец, уже без крыши, но я смотрел не на здание, а на исполинское дерево, проросшее прямо через каменные стены, где-то раздвинув, где-то обвалив. Толстые белесые корни невероятной прочности поднимаются до второго этажа, но и по земле не спешат углубляться, а тянутся на сотни ярдов во все стороны, прежде чем отыщут землю, куда занырнуть, как в воду.

Покачиваясь в седле, граф неспешно начал рассказывать, как однажды с далекого горного плато, куда раньше никто не мог подняться, спустилось целое племя конных дикарей. Никто не успел опомниться, как они промчались широкой лавой, оставляя за собой дым пожарищ, сгоревшие села, вырубленные сады и засыпанные колодцы. У немногих успевших спастись осталось впечатление, что не собираются возвращаться, иначе зачем засыпать колодцы или жечь большие запасы отборного зерна?

– Даже леса старались поджечь по дороге, – объяснил он. – Хотя сами мчались через них. Какие-то самоубийцы!

– Азарт войны? – предположил я.

– Наверное, – сказал он меланхолично. – Никто так не воевал, а они на полном скаку швыряли факелы в соломенные крыши, в деревянные постройки, вообще во все, что могло загореться. А когда все сожгли… поселились на том месте.

– Даже добычу не взяли? – спросил я с интересом.

– Нет, – ответил он с недоумением. – Гордые! Заявили, что не ради добычи пришли. Теперь, дескать, здесь их земля. И никто их отныне согнать не сумеет.

– И что с ними сталось?

Он ответил хладнокровно:

– А ничего. Вон взгляните налево. Видите село?.. Даже я не отличу от прежних. Постепенно к новому племени привыкли. Прошло всего два поколения, их воинский дух как ветром выдуло! Землю пашут, скот разводят, охотой иногда промышляют, но редко… Три крепости, правда, выстроили.