– Только ужин, – сообщил он, – но с ним, почему-то уверен, справитесь.


Стол накрыт красной скатертью с неизбежными золотыми нитями по кайме, для меня красная скатерть – это для того, чтобы пятна от красного вина не бросались в глаза, но, думаю, для императоров не так важно сохранить вид скатерти, как что-то показать цветом и даже рисунком на самом обширном полотнище.

За столом со мной только Альбрехт и Норберт, а правительство во главе с лорд-канцлером, как и положено по протоколу, стоит в двух шагах. Лица неподвижные, никто не шевельнет и пальцем, нельзя привлекать внимание, точнее, нельзя отвлекать от важного процесса принятия пищи императора и наиболее доверенных и облаченных лиц.

Другое дело, если император изволит сам обратиться с вопросом или пожеланием…

– Сэр Джуллиан, – спросил я, – у меня вопрос к вам насчет той блистательной операции, которую вы с таким успехом провели на дипломатическом фронте и одержали внушительную победу…

Он не сделал даже полшага вперед, как я ожидал, поклонился с места и ответил с угодливым достоинством:

– Имеете в виду королеву Эрмессинду, ваше величество?

Я вытер рот и пальцы салфеткой, у нас на Севере в таких случаях принято вытирать об одежду слуг или их волосы, подтвердил суровым голосом, чтобы согнать улыбочки на лицах Альбрехта и даже Норберта:

– Да, королеву. Ту, которая с такими.

Показывать не стал, мужчинам и так понятно, он насторожился, при всей победности операции у меня все же вопросы, спросил искательно:

– Ваше величество?

– Нельзя ли, – поинтересовался я, – ей оставаться моей любовницей чисто номинально? Предположим, хоть вы и не поверите, что я одухотворенная натура и мне плотские запросы моего естества уже поперек горла!..

Он поклонился и сказал с сильнейшим сомнением фальшивейшим голосом:

– Ну как же, как же, ваше величество, мы вам абсолютно верим! Вы как бы поэт, хоть и с длинным мечом в руке…

– Зато с лирой в другой, – напомнил я. – Лира – это такой музыкальный струмент, на ней играют, хоть и неудобно, нужны хорошие когти, на барабане сподручнее. Мы же вроде бы государственные интересы соблюли? А все остальное тлен и суета!

Он вздохнул, развел руками и даже смиренно опустил очи долу.

– Ваше величество, можно все, но нужно ли?.. Пойдут слухи…

– Слухи идут всегда! – напомнил я. – Что я за император, если не будет слухов?

– Но другие, – уточнил он, – умаляющие ваши мужские достоинства… а надо ли вам такие обидные? Пойдет шепоток сперва по дворцу, что вы игнорируете королеву Эрмессинду, а это значит, тут же узнают представители королевств… Выразят недоумение, потом последует запрос, наконец, дойдет и до официального протеста… А нужно ли некоторое… нет, еще не обострение, а некоторое охлаждение между центром и провинциями?

Альбрехт сделал значительное лицо, толкнул локтем Норберта. Тот и так сидит очень серьезный, но он всегда серьезен, только кончики усов подозрительно бодро приподнялись.

Я скривился, махнул рукой.

– Ладно, как-нибудь потом. Назначьте определенную дату, чтобы все успокоились, но подальше, подальше… Можно на следующий год.

Сэр Джуллиан поклонился.

– Ваше величество, мы просмотрим ваш донельзя загруженный график и отыщем время для этой… гм… церемонии.

Альбрехт, на которого правительство все чаще бросает умоляющие взгляды, наконец раскрыл рот и изрек так же важно:

– Процедуры. Она не слишком трудная, ваше величество, это вдруг вы не знаете, но в любом случае, ваше величество, ее не перепоручить вашим помощникам и лордам. Есть такие дела, которые, согласно ритуалу, нужно выполнять только самому. Сожалею, но жизнь некоторые вещи заставляет делать добровольно.