Король перестал нас созерцать, как устроитель боев, рыкнул:

– Иервен, ты меня слышал?

Иервен ответил с яростью:

– Не раньше, чем я проучу этого торговца шерстью!

Я снова пожал плечами. Чем-то торговцы шерстью его обидели в детстве, раз для него это самое крепкое оскорбление, молча ждал. На меня надели шлем, и тут Иервен одним чудовищным прыжком преодолел разделяющее нас расстояние, его меч взлетел над головой и с ужасающей скоростью пошел вниз. Мои седалищные нервы бдят лучше, чем остальные: мышцы сократились и метнули меч вверх, парируя внезапный удар.

Лязгнули тяжелые клинки, сила удара меча Иервена отбросила мою руку с мечом, я едва сумел вывернуться от нового удара. Иервен злобно засмеялся, но злости больше, чем торжества: внезапность не прошла, я уже отпрыгнул и, прикрываясь щитом, внимательно слежу за противником, мой меч наготове. У Иервена больше опыта в схватках, больше тренировок, но у меня шире арсенал ударов, к примеру – колющие удары здесь появятся не раньше, чем меч истончится до шпаги, да и вообще мне бы только не дать себя испугать рыком, свирепыми гримасами и безумным натиском…

Мечи сшибались с тяжелым звоном, слышался еще и скрежет, а когда удар приходился по щиту, то глухой стук, как будто дровосек бьет по бревну топором. Светильники бросают ровный масляный свет на блестящие доспехи и обнаженное оружие, не надо ловчить, чтобы солнце светило в глаза противнику, не надо страшиться, что под ногу подвернется коряга или камень, подошвы все время наступают на ровный шероховатый камень, где просто невозможно поскользнуться.

От тяжелых ударов трещат щиты, а когда сталкиваются мечи, вслед за звоном, от которого закладывает уши, срываются длинные шипящие искры. Великолепный меч Иервена всякий раз ударялся о сталь, что не уступает по составу. Я не вижу лица Иервена под опущенным забралом, но фибрами чувствую его нарастающую тревогу, даже страх. Он привык побеждать еще в начале схватки, ошеломляя натиском, звериной силой, яростью и той агрессивностью, что залог победы, но этот чужак держится стойко…

Он резко сбавил темп, удары пошли точнее, но сейчас и он заметил, что на его не по-рыцарски остром мече появляются глубокие зарубины. Сталь моего меча оказалась все же крепче, да и вообще глупо так остро затачивать кромку меча, предназначенного для ударов по стальным панцирям противника. Я наконец сам сделал первый по-настоящему опасный выпад, Иервен едва успел отстраниться, кончик моего меча сорвал стальную пластину с плеча.

Он грязно выругался, снова взвинтил темп, превратился в нечто вроде многорукого Шивы, бил изо всех положений. Я ушел в глухую защиту, уберегая жизненно важные места, но смирился с задевающими или касательными ударами, от которых все равно то звенит в голове, то отдается болью в руках или плечах.

Дыхание Иервена из хриплого превратилось в надсадное, удары стали неверными. Я легко принимал их на щит, а когда с неожиданной легкостью отбил очередной удар, крикнул:

– Иервен, я готов принять извинения!

Он зарычал в ярости, прыгнул на подгибающихся ногах и нанес неожиданный удар в голову. Я инстинктивно отклонился, а сам так же автоматически выставил меч перед собой и ударил острием, стараясь удержать и отпихнуть этого взбесившегося быка. От удара по шлему зазвенело в голове и на миг потемнело в глазах. Я поспешно отступил, с трудом выдернул меч…

…и увидел, что кончик лезвия на две ладони окрашен кровью. Иервен шатался, руки опустились, а из узкой щели между пластинами медленно выползла струйка густой темной крови. Наконец пальцы разжались, меч выпал, громко звякнув в напряженной тишине о каменный пол.