Кривя уголком губ, я водил по сторонам глазами, стараясь дышать ровно и глубоко.
Первым делом я отметил отсутствие водяного пара и то, что душевую постепенно наполняет неприятный, режущий кожу холод.
Манекены, ютившиеся по отсекам душевых кабин, хоть никуда и не делись, внешне всё же потерпели жуткие изменения. Теперь их некогда гладкие пластмассовые тела выглядели сильно оплавленными, приняв из-за этого неестественные и пугающие формы.
Состав воды также изменился. Впрочем, то, что теперь лилось сверху на изуродованные тела манекенов, и водой-то назвать уже было нельзя. Это была вонючая, похожая на чернила, маслянистая жижа. Одним словом, мерзость.
Только сейчас я понял, что стою по щиколотки в чём-то склизком и вязком.
Посмотрев под ноги, я увидел, что весь пол залит пахнущей гниением субстанцией тёмно-серого цвета.
Сунув руку под струю, я набрал жидкость в ладонь и поднёс к лицу.
Жижа, на поверхности которой мгновенно образовалась маслянистая плёнка, имела чёрный с лёгким фиолетовым оттенком цвет и смердела сладковатым трупным запашком.
«Ну и гадость же!» – брезгливо подумал я и, поморщившись, стряхнул остатки жижи с ладони.
Посмотрев наверх – туда, откуда раньше сквозь кубики стеклоблоков пробивался свет, я увидел лишь расползшееся по стеклу желеобразное месиво, по поверхности которого перемещались похожие на жировики наросты.
Глядя на эту шевелящуюся, бесформенную мешанину, я наконец осознал, что больше не нахожусь в безопасности.
Весь уют «Места», вся его теплота, дающая ощущение защищённости, теперь были уничтожены. Осквернены непонятной, непойми как вторгнувшейся сюда силой.
С ощущением полной фрустрации я, спотыкаясь, поспешно покинул душевую. Чувство сильнейшего омерзения и страха охватило меня.
Пробежав по покрытому копотью коридору, я наконец-то попал в главный зал и, оперевшись о стену, закрыл глаза.
Я ощутил приступ острой головной боли, к которой добавились проблемы с дыханием. Каждый вдох давался мне с трудом. Хрипя, я кое-как втягивал в себя воздух, после выдыхая его со свистом. Кровь в висках стучала с бешеной скоростью, а сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из грудной клетки.
С большим трудом я заставил себя открыть глаза и посмотреть на всю ту жуть, что творилась вокруг.
Под ногами, среди груд выбитой кафельной плитки, множественными колониями прорастали склизкие шевелящиеся организмы. Их вытянутые тельца серебристо-серого цвета напоминали собой огромных размеров чешуйниц. Покрытые паутинами трещин стены слабо пульсировали, издавая при этом режущий уши скрипящий звук. Металлические жернова крутились с бешеной скоростью, а в багряно-алой воде плавали чьи-то потроха.
Вышка для ныряний сильно накренилась, а её проржавевшие металлические балки торчали своими концами в разные стороны, словно переломанные рёбра.
И над всем этим царил невыносимый смрад давно разлагающейся плоти.
Чувствуя, что начинаю терять сознание, я, сам не понимая как, взбежал вверх по ходившей ходуном металлической лестнице и, открыв дверь, рухнул в темноту. Моё сознание отключилось.
Очнулся я, уже лёжа на полу в коридоре. Тело колотило мелкой дрожью, а в голове гудело так сильно, что казалось, она вот-вот лопнет.
«До дивана бы доползти», – подумал я и, усевшись, привалился к стене.
Закрыв глаза, я откинул голову назад и прислушался. Квартира по-прежнему утопала в тишине зимней ночи, и моё, вероятно, чересчур шумное появление не сумело нарушить эту тишину. Нос уловил слабый аромат еды, доносившийся из кухни.
Учуяв знакомый запах приготовленных Фёдором рыбных пирогов, я непроизвольно улыбнулся. Всё-таки здесь, внутри квартиры, была другая жизнь. Самая обычная и самая простая.