Ее пироги обеспечивали мне почти круглосуточное прослушивание музыки.
В один из приходов она сказала:
– Я все равно тебя заберу! Чтобы мне это не стоило.
Потом еще выяснилось, что моя память хранит много полезных знаний. Я начал помогать Леше делать домашнее задание, у него появились хорошие оценки. Однажды он мне сказал:
– Ты мой друг. Слушай приемник, сколько хочешь.
Ближе к весне, ночью с субботы на воскресенье, к нам в комнату пришла Соня. Она была в длинной белой ночной рубашке. Шаги ее босых ног я услышал еще задолго до того, как она появилась в дверях.
Она молча прошла к моей кровати и забралась под одеяло, прижавшись ко мне:
– Полетаем?
Я уже привык к этому вопросу, мы летали почти каждый день.
– Ночью? – с испугом спросил я.
– Да. Ты улетишь в мою страну. Закрой глаза. Давай руку.
Я сжал ее ладошку и зажмурился.
Внизу неслись яркие фонари, дворцы, озера, леса, звучала прекрасная музыка, взлетали в небо фейерверки, на огромной площадке кружились пары одетые в красочные старинные одежды, как в книгах со сказками. Мы летели с Соней, взявшись за руки, потому опустились у одного из дворцов. Она взяла меня под руку, и мы стали подниматься по широкой белой лестнице с красивыми перилами, нам навстречу шли такие же пары детей в париках, камзолах и широких платьях. Мы вышли на площадку перед оркестром и закружились в танце, с неба падали конфетти, над головой кружили цветастые попугаи. Танцуя, я видел Буратино, Мальвину, черного пуделя, девочку в красной шапочке, осыпая нас инеем, над головой пролетели сани Снежной Королевы, Оловянные Солдатики стояли у входа, все было так чудесно, что не хотелось открывать глаза, не хотелось…
Я впервые побывал в ее стране, мне не хотелось оттуда возвращаться.
Но все окончилось, Соня тихо спала на моем плече, а Веня стоял над нами, протягивая блокнот:
«Возьмите меня с собой!»
– Я не умею, Веня, – у меня наворачивались слезы, хотелось обнять всех, весь мир, очень хотелось, чтобы всем стало также хорошо, как было мне. Впервые в жизни я ощутил желание поделиться своим счастьем. – Попросим ее, когда проснется.
«Хорошо» – написал он и ушел к своей кровати.
Когда я утром проснулся, Сони рядом не было.
Ее появления у нас в комнате по ночам в выходные дни, когда идиотов забирали домой, стало традицией.
Но Веню нам не удавалось взять с собой.
– Я могу только тебя, – объясняла Соня. – Только ты это понимаешь. Моя страна не может открыться каждому.
Она была очень рассудительна, не по возрасту.
Летом у нас появился новый завхоз.
Полный, в очках, с потными руками, которые он постоянно обтирал об халат.
Тогда наши ночные полеты сменялись его приходами.
Он приходил уже под утро. Соня спала, и я накрывал ее одеялом с головой, чтобы Семен Палыч не заметил лишнего человека.
Он крался на цыпочках, но я просыпался, этот звук рождал во мне чувство опасности.
Завхоз заходил, некоторое время прислушивался, потом подкрадывался к постели Вени, вставал на колени, засовывал одну руку под халат, а второй начинал гладить тело мальчика, чуть слышно шепча:
– Какое прекрасное создание! Ты так прекрасен! Как же я тебя люблю! Это невыносимо!
Если бы не мой слух, то я бы никогда этих слов не услышал, они звучали, как дуновение ветерка. Гораздо четче было слышно, как ритмично одна из его рук движется под халатом. Через какое-то время его голос срывался на хрип и почти стон, он ронял голову на край кровати, тяжело дышал, потом с трудом вставал и удалялся.
Я так завидовал Вене – есть же человек, который так его любит!
Хотя Вениамин и писал мне:
«Я его боюсь. Не знаю почему, но мне страшно. Я лежу, боюсь пошевелиться».