Твою мать! “Красный богатырь”… Блондинка в красном платье… Блять! Да это же та самая мертвая девушка, о которой сегодня спрашивал стажер!

Мужчина говорит, что все еще можно исправить. Героиня вся в слезах. “Нет, уже ничего не исправить. Это конец. Слышишь меня? Это конец!”. Она отводит прицел от любовника и приставляет дуло к виску.

Нет, нет, нет, нет, нет… Нет! Этого не может быть? Какого хрена тут происходит?!

Блондинка говорит: “Саймон, я хочу, чтобы ты знал. Я всегда любила тебя! И буду любить! Только тебя одного!”. Выстрел. Звонкая тишина. Тело девушки с эхом падает на грязный и пыльный пол заброшенного завода. Крупный план лежащей на полу блондинки в красном платье в луже крови. Конец. Титры. Режиссер Саймон Данкл. Творческое объединение «Темь».

“Дорогие друзья, давайте проводим наших музыкальных гостей аплодисментами. А наш вечер только начинается. Все самое интересное впереди! Добро пожаловать в “Головоломку”!

«В индустрии грузоперевозок главное – сохранять беспристрастность».

«Догвилль»

Там, где у Ивана Алексеевича обычно рождалась речь, в данный момент расположился кляп. Или платок. Или тряпка. Или что-то типа того.

Правда, понял он это не сразу. Сначала он открыл глаза и осознал, что ничего не видит. Попытался присмотреться, чтобы разглядеть хоть что-то, но его вновь постигла неудача. Он запаниковал. Пульс участился. Неужели он ослеп… Снова закрыл глаза, чтобы почувствовать разницу. Разницы не было. Открыл – и опять сплошная чернота. Ему захотелось позвать на помощь. Иван попытался издать какой-нибудь звук, но и здесь потерпел фиаско. Ощущение было, что ему в горло залили бетон, который застыл и ликвидировал голосовые связки. Невозможно было пошевелить языком. В мозгу яркими красками заиграло детское воспоминание. Больница. Ему делают гастроскопию. Перед началом исследования вводят анестезию, которая замораживает горло, чтобы он не почувствовал, как ему в глотку запихивают резиновый шланг бесконечной длины.

Обыденные вещи никогда не ценишь, пока их не потеряешь. Как же Иван был рад, когда осознал, что, хоть он и лишился способности видеть и говорить, он совершенно точно мог слышать и обонять. По крайней мере, пока что.

Ивану показалось, что его слух обострен так сильно, как никогда в жизни. Если есть потенциал у наших органов чувств, который люди еще могут развить, то сейчасбарабанные перепонки Ивана работали на максимум. Безусловно, это было следствием того, что распределенная по всем органам чувств нагрузка при сокращении их количества перераспределилась на другие. В какой-то момент, Иван совершенно точно осознал, что слышит чьи-то голоса.

Голоса перебивал сильный шум вокруг. Поначалу, суть разговора было тяжело разобрать. Они явно куда-то ехали и, судя по громыхающим звукам и тому, как потряхивало на поворотах и кочках, автомобиль был большой. Скорее всего, фургон или минивэн.

– Актеры – это сброд. Я их презираю, – шепотом сказал мужской голос № 1.

– Да мне похер! – появился голос № 2. Судя по интонации, ему действительно было похер на то, что ему говорят. Собственно, как и на громкость своего ответа.

– Ну ты пораскинь своей тупой башкой, – все тем же шепотом продолжил первый. – Велишь им плакать, они плачут. Велишь смеяться, они смеются. Велишь ползти на четвереньках – ползут.

– И че?

– Ствол в оче! – переходя на громкость собеседника ответил первый. – Им чужда свобода. Попроси любого актера сказать «я говно», уверен, он скажет.

Голоса обоих звучали необычно. Иван хоть и понимал каждое слово, но таких интонаций раньше не слышал. В их голосах было что-то животное. Но не рычание, как у больших хищников, а скорее нечто крысиное. Как будто рядом тусуются голодные крысы, которые вот-вот перегрызут тебе горло.