– И ты ездила на Ладу кого-то протестировать? – Бала интересует тот же вопрос.

– Слушай, – вспыхивает девчонка, – если ты будешь меня подгонять, я так и не решусь ничего тебе рассказать! Это, знаешь ли, непросто!

– Молчу, молчу, – я не вижу его жестов, но судя по фырканью Мэл, её дружок изображает что-то смешное.

Несколько минут они жуют. Баллен больше не подгоняет, и Мелагрен наконец-то решается продолжить.

– Это правда тяжело, Бал, – вздыхает. – Есть чёткие показатели, когда совершенно очевидно, что сознания не имеется, перед нами чистый клон, тело которого подходит для запуска нанороботов и эксплуатации в виде киборга. Есть показатели, когда ясно, что имеется развитие, которое можно соотнести с человеческим. И чем раньше мы это определим, тем лучше: нанороботы вводятся не в последний момент, а постепенно, с самого рождения. Сначала – те, что составляют процессор, иначе взаимодействия не выйдет. После, в несколько ступеней, все остальные, необходимые для функционирования. Если мы определяем сознание, то замедляем рост организма, по возможности выводим нанороботов и передаём детей на обучение как полноценных людей. Ещё и оплачиваем это самое обучение.

Насколько я помню, это было условием, на котором «Кибериуму» разрешили производство киборгов. Начинаю злиться: едят там, запахами дразнят и никак до сути не дойдут! Значит, наша мисс Эбетт решает, кто из детей станет киборгом, а кто – пойдёт учиться?

– Есть и ещё одна категория, – тихо добавляет Мелагрен. – Те, у кого процент сознательности выше, чем у киборга, но ниже, чем у человека. Они подлежат мягкой эвтаназии... или попросту усыплению. Во избежание.

– И разумеется, списать проще, чем обучить и выпустить в жизнь, – понимающе отвечает Бал. Да он же в этом крутится, наверняка знает больше, чем говорит!

– И это тоже, – голос Мелагрен по-прежнему тих. Кажется, она даже есть перестаёт. – И ещё эта верхняя шкала... она очень зыбкая, понимаешь? Двадцать пять процентов отклонения, и не больше. Вот кто-то набирает на тестах семьдесят шесть, и он живёт. А кто-то семьдесят четыре, и я должна отдать приказ усыпить...

– Не представляю, как ты за это взялась, Мэл, – тихо отзывается Баллен. Похоже, обнимает её.

– Именно потому и взялась, – голос Мелагрен вдруг становится твёрдым, почти вижу, как она взмахивает своими тёмными волосами, густыми ресницами. Решительная. – Это мы выращиваем клонов! Это наша ответственность! Мы не можем просто брать и убивать их, как неугодных.

Похоже, это личное. Что она там говорила о матери?

– Я отсекаю только агрессивных и необучаемых, тех, которые могут нести угрозу обществу. А остальным даю шанс. Лада почти не контролируется. Я выкупила участок, построила интернат. И отвожу туда детей. Из тех, которых списали на усыпление. С ними работают. Обучают.

– А дальше, Мэл? Ты не сможешь обеспечить всех. Разве нет? Ты берёшь на себя такую ответственность, а если не приживутся? А если не разовьются? Затаят злобу и объявят войну человечеству? Ведь тесты придумывали и прорабатывали не случайные люди.

– Их не так много, Бал. На тысячу не больше одного-двух. Всё же развиться, плавая в биожидкости и вырастая в ускоренном темпе, очень маловероятно. И я считаю, что это того стоит. Я сама отвожу их, потому что мой корабль не проверяют.

– И сколько сейчас у тебя детей?

– Около двух сотен, собранных за два года.

– Ты понимаешь, чем это тебе грозит, Мэл?

– Ничем, если ты меня не сдашь, – ворчит девчонка. Кажется, бросает взгляд на меня, потому что переспрашивает: – Этот точно отключен? Не может нас записывать?