– Не смей меня так называть! – бросила Марго-Рита и резко, с пронзительным скрипом развернулась к панели управления, глухо проговорив сквозь зубы: – Убирайся. Нам не о чем говорить.

– Я не уйду! Нам давно уже стоило это сделать. Но ты избегала меня!

– Никого я не избегала. Просто… – Марго-Рита осеклась и после паузы продолжила: – То, что я оставила тебя на корабле, не значит, что мне это нравится. И это не значит, что я буду с тобой разговаривать. – Она, не зная, чем занять руки, чувствуя, как дрожат пальцы, начала прикасаться к клавишам, выводя на экраны всё новые и новые столбцы цифр.

Сни-Жанна молчала, но Марго-Рита затылком ощущала её взгляд. Ей хотелось вскочить и заорать, чтобы та убиралась с глаз долой, с корабля на все четыре стороны, и оставила её в покое. Но Марго-Рита была капитаном, а значит, она не допустит ещё одной постыдной истерики. Зелёные цифры на чёрном фоне расплывались перед глазами, а Сни-Жанна всё молчала. Сколько продолжалась эта пытка, Марго-Рита не знала, и, когда Сни-Жанна наконец заговорила, она уже была на грани.

– Это моя вина… – Она замолчала, несколько раз судорожно втянула воздух и продолжила: – Я виновата в том, что тебя отослали. Если бы тогда я не разбила шар, то моя мать не узнала бы правду и не заставила твоего отца отослать тебя. Это моя вина… Знаю, что прошедшие года нельзя никак исправить и мои извинения ничего не изменят, но мне жаль, очень, безумно жаль, Рита. – Сни-Жанна тихо всхлипнула.

А Марго-Рита, словно это было вчера, вспомнила испуганные, влажные от слёз глаза маленькой Сни-Жанны и гримасу ненависти, исказившую лицо её матери, когда та зашла в комнату и увидела, чем занимаются девочки. Потом был громкий скандал в соседней комнате и виноватая улыбка отца, когда тот сообщил Марго-Рите, что отправляет её в Обитель Покинутых.

– Мама сказала мне, что ты тяжело заболела и вернёшься, когда выздоровеешь. Я так ждала твоего возвращения, каждый день спрашивала у неё о тебе. Но ты так и не вернулась, – дрожащим от слёз голосом заговорила Сни-Жанна. – Уже потом, повзрослев, я всё поняла. Она считала волшебство болезнью и боялась, что я заражусь. Но было уж поздно. – Она усмехнулась. – Спустя три года я вылечила друга от лёгочной изморози. Как же мне жаль, что она об этом так и не узнала. Вот бы она удивилась…

Марго-Рита вслушивалась в её слова, ощущая, как внутри разгорается пожар. Она всегда знала, что мачеха её недолюбливает, но как отец, её родной отец, согласился на это? Неужели другая женщина была ему важнее собственной дочери? Марго-Рита глубоко вдохнула и со свистом выдохнула сквозь сжатые зубы, изо рта вырвались облачка пара.

– Лёд бы её побрал, – начала Марго-Рита, встав с кресла и повернувшись к Сни-Жанне лицом. – Я была ей чужой, понимаю, но отец… Как мой родной отец мог так со мной поступить?

– Я не знаю, – покачала головой Сни-Жанна и, обхватив себя за плечи, поёжилась. – Много лет я размышляю над этим вопросом. И… у меня нет ответа…

Марго-Рита стояла перед ней, и всё её тело сотрясала дрожь. Она пыталась успокоиться, пыталась по привычке откинуть эмоции в самый дальний угол и рассуждать здраво, но мысли об отце, о его предательстве всколыхнули такой пласт боли, что Марго-Рита не справилась. Она громко всхлипнула, судорожно вздохнула и начала говорить, быстро и нечётко, захлебываясь словами и проглатывая окончания:

– Четыре года я каждый день ждала, что он одумается и вернётся за мной. Ради этой нелепой детской надежды терпела всё, что со мной творили в этой обители проклятых. Наблюдала, как кого-то из моих друзей по несчастью забирали навсегда. Нам говорили, что за ними приехали родители. Мы радовались за них, счастливчиков. Уже потом, когда попыталась выяснить их судьбы, я узнала, что ни в одну из общин они так и не вернулись. Какой любящий отец смог бы отдать своего ребёнка в такое место?