Весьма показательна для Сатирова реакция на увиденную в пути в период возвращения на родину толпу немцев, изгнанных поляками из Силезии. Вспоминая слова оскорбленной осенью 1941 г. насмешками двух молодых немецких солдат русской женщины, которая предсказала, что ее судьбу – голодной и скитающейся с малыми детьми – скоро разделят и немецкие женщины, мемуарист замечает: «И все-таки мне почему-то невесело от того, что исполнилось пророчество женщины из Ангары» (с. 323).
Подобная позиция позволяет нам гордиться подлинным величием духа, которое проявилось в мыслях и поступках таких наших соотечественников, как Г. Н. Сатиров, в обстановке, когда многие в своих действиях руководствовались своеобразно понятым «правом войны».
Мемуары Г. Н. Сатирова дают весьма богатый материал для тех, кто изучает проблемы, связанные с жизнью и бытом советских военнопленных в Германии. Особенно ценны зарисовки, характеризующие духовные помыслы, идеологические и нравственные ориентиры, определявшие их лагерное поведение. Представляет интерес и послевоенное осмысление феномена режима нацистской Германии, предпринятое русским интеллигентом не по заказу, а самостоятельно, по внутреннему побуждению, без использования идеологических штампов, на основании своего личного опыта.
М. Г. Николаев
РЕЙХ
ВОСПОМИНАНИЯ О НЕМЕЦКОМ ПЛЕНЕ (1942–1945)
ГОД 1942
…жженым желудем). С 12‐00 до 12‐30‐миттаг80 (0,75 литра баланды, состоящей из воды, соли и прогнившей сушеной капусты). После 18‐00 ужин (та же баланда). В 20‐00 тагшишт81 загоняется в сарай-барак и запирается на замок до утра.
Крадучись и озираясь, подходит ко мне немец-токарь.
– Во зинд зи хер?82
– Фон Кавказус83.
– Зо? Сталин аух фон Кауказус, гельт?84
– Я, я85.
– Сталин гут, нет вар? Роте арме аух гут. Кайн агент, Фриц Штайнбрешер ист кайн ферретер8687.
– А кто вас знает!
Весь цех заставлен станками и верстаками, монтирующейся и готовой продукцией. Всюду шнеки, триеры88, подъемники, конвейеры, котлы, какие-то трубо- и воронкообразные аппараты. Все это скоро отправят на Brauerei und Malzfabriken89, а пока используется нами для маскировки: сидишь в котле, пока мастер пинком не выгонит тебя из ферштека90. Моя работа называется Transport: погрузка и выгрузка, переноска и перевозка. Все прочие мои товарищи работают у токарных станков и верстаков.
Работа каторжная, а паек голодный. Все пленяги потеряли человеческий облик, выглядят призраками. Не слышно смеха, оживленной речи, шуток. Даже брани никогда не услышишь. Лишь одна мысль непрестанно сверлит мозг, лишь одно чувство гложет сердце: жрать, жрать!
Не умывшись, хлебаем вечернюю баланду. Потом, не раздеваясь, влезаем на койки. В 20‐00 нас запирают.
Спим ли? Нет, светлых, обновляющих снов не ведаем. Скорее это забытье, полубредовое состояние, а не сон.
Разговоров мало, да и те лишь о еде. «Ридна маты»91 часто на устах. Но образ матери всегда ассоциируется с чем-нибудь вкусным, аппетитным, съедобным, что изготовлено ее руками. Например: «Ах, какие вареники варила моя мамочка!» Скажет и загрустит сердешный.
Да, гастро-элегические настроения – характерная черта нашего душевного состояния.
Слесарь Адам вертится около меня.
– Ну ви, гут?.. Я, я шлимм. Шлеште цайт. Аллес гет капут… Ну ви ин Русслянд?!92
– Прима93.
– Зо-о? Вифиль гельд руссише арбайта фердинт?94
– Генуг. Бис цвайтаузенд рубель9596.
– Цвайттаузенд! Ист маглишь?