Итак, воля и удача. Вот как побеждают революции. А в неуспешных, провалившихся или раздавленных революциях присутствует только воля.

Однако автор этих строк вовсе не безудержный волюнтарист, хотя такое впечатление может и возникнуть. Моя идея несколько иная. Решение о действии или бездействии принимают только люди. Однако, как мы уже знаем, они не в состоянии объективно оценить готовность ситуации к революции. Такого аналитического инструментария попросту не существует.

Поэтому решающим элементом революции оказывается субъективный фактор в самом что ни на есть прямом смысле слова. И неважно, идет ли о речь о формальной организации, партии «нового типа», группе единомышленников, совокупности объединившихся через сеть активистов; неважно, идет ли речь о вооруженной борьбе или мирном протесте. В конечном счете судьбоносное (или роковое) решение принимает всего один или несколько человек, исходящих из собственной оценки ситуации. Насколько реалистична эта оценка, можно узнать, лишь начав действие.

Большинство тех, кто рискнул, в конечном счете проиграли. Но они хотя бы попробовали. А те, кто не рискнул, обречены втайне вздыхать и жалеть об упущенных победах и несостоявшихся триумфах.

Единственный совет, который можно дать не желающим безоглядно и бессмысленно бросаться в пучину революционной активности, – это попытаться разглядеть в актуальной ситуации элементы неравновесного состояния. Хотя их присутствие не означает ни неизбежности революции, ни тем паче ее «автоматического» свершения, обнаружение этих элементов, особенно в «зрелом» (то есть хорошо проявленном) состоянии, должно вызвать интерес аналитиков, настороженность власти и надежду у оппозиции.

В данном случае я воспользуюсь схемой Голдстоуна, который, напомню, выделял пять элементов неравновесного состояния: «экономические или фискальные проблемы, отчуждение и сопротивление элит, широко распространенное возмущение несправедливостью, убедительный и разделяемый всеми нарратив сопротивления и благоприятная международная обстановка»[37], и применю ее к анализу революций постсоветского пространства последних десяти-пятнадцати лет. Речь идет о следующих революциях: «революции роз» ноября 2003 г. в Грузии, «оранжевой» революции ноября 2004 г. – января 2005 г. и «революции достоинства» ноября 2013 г. – февраля 2014 г. на Украине, «тюльпановой» революции марта 2005 г. и революции апреля 2010 г. в Киргизии.

Каждый из элементов неравновесного состояния будет рассмотрен по отдельности. Но при этом сразу предупреждаю внимательных читателей, что, как обычно это и бывает, в конкретно-исторических условиях теоретические выкладки реализуются не в чистом виде, а во всем богатстве конкретных проявлений. Иначе говоря, в постсоветском пространстве эта схема претерпела изрядные перемены.

Целесообразно начать с «роковой», по мнению российской власти, роли Запада в организации «цветных» революций. Зарубежное участие в политических событиях, с точки зрения Кремля, автоматически лишает эти события революционного статуса и однозначно квалифицирует их как мятеж или государственный переворот.

Это убеждение настолько глубоко и прочно овладело кремлевскими умами, что глава российского МИДа Сергей Лавров в октябре 2015 г. даже предложил закрепить на международном уровне принцип непризнания революционных режимов. Вот дословная цитата: «Мы хотим обсудить со всеми странами-членами [ООН. – В.С.] возможность принятия декларации, которая четко подтвердила бы принцип невмешательства во внутренние дела государства и принцип, […] гласящий, что страны, в которых переход власти осуществлен не конституционным путем, а путем государственного переворота, не могут быть нормальными членами международного сообщества – такие способы смены власти неприемлемы»