Никогда еще сердце так бешено не билось. Я понимал, что назад пути теперь нет, мне оставалось только завершить начатое, и начать я собрался с Гриши. Он заодно с Артемом девятнадцатого февраля ровно в одиннадцать утра избивал меня, я не мог им дать отпор, их было много. Я направил пистолет на Гришу, он дернулся и начал отпираться:

– Эй, ты чего? Ты чего блин творишь? Какого хрена?

Он нервничал, такое ощущение, что готов был обоссаться от страха, как трусливый урод. Они должны ответить за все, что со мной сделали, если они думают, что смогут спокойно жить дальше, я сделаю так, что они никогда не забудут этот день. Я буду тем, кто сломает их психику, они ее не восстановят, я совершу революцию над ними.

– Девятнадцатое февраля одиннадцать утра. Ты три раза меня ударил ногой по голове, потом в живот, говорил, что мало, нужно еще.

– Слушай, я не хотел, прости меня! Прости!

Он встал на колени и зарыдал, как сопливая девчонка. Он выглядел таким жалким беспомощным уродцем, я не хотел на этом останавливаться:

– Сейчас ты трясешься за свою поганую жизнь, как последний ублюдок. Ты боишься, ведь я прямо сейчас могу выстрелить в тебя, я даже не моргну, когда это сделаю. Ты так боишься потерять свою гнусную жизнь, в которой отец – алкоголик, а мать – самая настоящая шлюха. Да, если кто не знал, его мать шлюха! И даже сейчас, когда любой другой убил бы меня за эти слова, ты стоишь как урод и боишься пошевелиться. А вот скажи, если бы мы были на войне, и я был бы твоим врагом, и я сказал, что сохраню тебе жизнь, если ты сдашь своих? Если ты сейчас расскажешь все о своем дружке, ты это сделаешь, а?

Я направил пистолет на Илюху, он затрясся, стал елозить на стуле, его рожа на вид стала такой паршивой, будто по ней проехал грузовик. Он вцепился в стул, а я снова направил пистолет на Гришу.

– Ну, так что, расскажешь, что сделал твой дружок на той вечеринке? А? Или мне прострелить тебе башку прямо сейчас?!

– Я скажу! Скажу!!! Не стреляй!!! Только не стреляй!!!

– Только попробуй рассказать, – пригрозил ему Илюха.

– А ты заткнись! – заорал я. Мы все ждали, что нам расскажет Гриша.

– На той вечеринке, это Илюха изнасиловал твою сестру. Это был он.

Я следил за тем, как отреагировал класс. Многие знали об этом, но не все. У некоторых от этой новости отвисла челюсть. Они молчали, боялись. Я был их судьей, который решал, останется ли кто-то из них в живых.

– А ты! Что делал ты? – спросил я.

– Я… я ничего не делал… Я не хотел ее насиловать.

Гриша зарыдал, меня тошнило от этой сцены, этот трусливый урод всегда старался показаться крутым, хотя на самом деле был обыкновенным козлом. Я направил пистолет на Илью.

– Оказывается, не такой уж я и урод. На твоем фоне я разве что не святой. Гриш, слушай внимательно сейчас. Я ставлю тебя перед выбором. Думай, времени у тебя мало. Ты хочешь, чтобы я прикончил твоего друга?

Гриша посмотрел на меня заплаканными глазами:

– Не трогай его, он повел себя как козел, но не убивай его, пожалуйста!

– То есть ты не хочешь, чтобы я убивал его?

– Да, я не хочу, чтобы ты убивал его.

– Но ведь тогда придется умереть кому-то другому. Например, тебе. Ты бы отлично подошел. Я не убью твоего друга, а выстрелю тебе в башку прямо сейчас, как тебе?

У него была истерика, он зарыдал сильнее, захлебываясь в собственных слезах. Гриша по-прежнему стоял на коленях, он не мог подняться. Илья смотрел на меня выпученными глазами, он закричал, начал умолять, чтобы я не убивал его.

– Не убивай! Я сяду в тюрьму, только не убивай! – кричал Илья.

– Моя сестра тоже умоляла тебя, ты ее не послушал. Ну, так что, Гриш, – я направил на него пистолет, – я выстрелю в тебя, если ты не скажешь, чтобы я выстрелил в твоего друга.