Или побеждает контрреволюция (во всяком случае, режим, являющийся «контрреволюционным» по отношению к революционерам предыдущего, популистского правительства), которая восстанавливает политический порядок, ужесточает механизм осуществления политической власти и на этой основе проводит более осторожные реформы, которые действительно назрели и которые по-своему, в другой политической и идеологической системе координат, пыталось решить свергнутое правительство. Таков сценарий событий в Чили. И, собственно говоря, в своих существенных моментах он мало чем отличается от оборванных революций типа германской 1848 года или российской 1905 года.

Или первоначально возникший режим вырождается в военную диктатуру, отбрасывает задачи реформирования системы, сам останавливает или сворачивает реформы и в дальнейшем функционировании ориентируется лишь на свое политическое (и физическое) выживание. Нерешенность задач, вызвавших первоначальный переворот, неготовность властей решать эти задачи делают состояния кризиса перманентным, а жесткость политического режима или (и) поддержка его извне (например, по геополитическим соображениям) обусловливают длительное его существование, несмотря на остроту возникающих проблем. Последний вариант мало чем отличается и от предельного случая длительного сохранения в стране неэффективного диктаторского режима, достаточно сильного для того, чтобы не допускать серьезных экономико-политических изменений, но достаточно слабого для осуществления более или менее последовательных шагов по выходу экономики из кризиса[13]. Понятно, что все это уже не имеет никакого отношения к экономическому кризису (и циклу) революций.

Последние соображения побуждают нас сделать еще один вывод общего характера: рассмотренные характеристики и тенденции «революционного экономического цикла» не являются критериальными чертами революции. Существование подобных трендов в других обстоятельствах и исторических эпохах никак не может свидетельствовать в пользу вывода о наличии или вызревании революционных процессов. Справедливо обратное – глубокие, революционные изменения, если они происходят в данной стране, сопровождаются в общем схожими экономическими трендами.

Исторический опыт позволяет выделить ряд общих черт, характерных для революционного экономического кризиса. Практически все возникающие здесь проблемы в полной мере проявились уже в периоды английской революции середины XVII века и французской конца XVIII века. В последующем в разных странах и при разных обстоятельствах (в России, Мексике, Китае, Иране и т. п.) закономерности революционных экономик продемонстрировали устойчивость принципиальных черт.

Рост трансакционных издержек. В основе экономических проблем, характерных для революции, находится политический кризис и вызываемый им рост трансакционных издержек. Можно выделить ряд факторов, снижающих стимулы предпринимательской деятельности и ограничивающих возможности экономических агентов оценивать перспективы принимаемых ими решений. Во-первых, это связано с неясностью перспектив нового экономического и политического порядка, что становится особенно заметным при перераспределении собственности, когда новые собственники не могут оценить надежность сделанных ими приобретений. Во-вторых, уже в начале революции происходит слом институциональной структуры общества, то есть правил игры, по которым привыкли действовать экономические агенты (особенно это касается коренной трансформации отношений собственности). Наконец, в-третьих, неспособность слабого государства обеспечить исполнение законов и контрактов приводит к тому, что предприниматели должны идти на дополнительные затраты для подтверждения надежности сделок. Все эти проблемы обостряются во время гражданских войн, сопровождавших все великие революции прошлого. В результате предприятия «склонны избирать краткосрочную стратегию», а «самыми выгодными занятиями становятся торговля, перераспределение или операции на черном рынке»