Мы оставались у Иванова больше часа, обсуждая то трудное и опасное дело, которое он соглашался взять на себя. Должен отметить, что старый генерал-адъютант не поколебался ни одной минуты пойти на помощь Царю и России в эти роковые дни. Он обсуждал только вопрос, как лучше сделать это, и ни разу даже не намекнул, что он не может и не хочет этого делать. Больше всего смущало старика то, что «поздно хватились, надо бы раньше направиться туда в Питер», и часто повторял «боюсь, поздно».

«Мы Вам устроим сегодня за обедом место рядом с Государем», – сказал С. П. Федоров, – «я скажу гофмаршалу князю Долгорукову об этом».

Мы распрощались и поехали во дворец. По пути на Днепровском проспекте у ярко освещенного изнутри дома мы заметили автомобиль дворцового коменданта, и Сергей Петрович сказал мне: «Смотрите, это Воейков все хлопочет и устраивает квартиру для своей жены. Он ждет ее на днях».

Я крайне удивился, услышав эти слова, и не мог себе представить, что в такие минуты, когда все страшились за судьбу всего нашего строя и Царской Семьи, такой близкий ко двору человек мог быть так спокоен. Верно он не сомневается, что все обойдется благополучно, иначе не стал бы он заниматься такими пустяками. Ведь ему более чем кому-либо известно положение дела.

Этот последний обед, 27 февраля, у Его Величества в Ставке до отречения Государя я ясно помню. Он врезался в память. Приглашены были генерал Кондзеровский и какой-то полковой командир, прибывший с фронта. Затем за столом находились только те, кто постоянно обедали с Государем, т. е. вся свита и иностранные военные представители.

Тяжелое настроение господствовало у всех. Молча ожидали мы выхода Государя из кабинета. Его Величество в защитной рубашке появился за несколько минут до 8 часов. Он был бледен, его большие, красивые глаза смотрели не так, как всегда. Были видны и грусть и тревога. Государь обошел всех молча и только приглашенному командиру полка сказал несколько слов.

За столом рядом с Государем сел генерал-адъютант Иванов, и они весь обед тихо разговаривали между собою.

Когда вышли из-за стола и направились в зал, Государь подошел к дежурному генералу Кондзеровскому и сказал: «Я Вас прошу непременно сделать распоряжение относительно того лица, о котором я говорил Вам. Это поручение моей матушки, и я хочу непременно его срочно исполнить».

Генерал Кондзеровский сказал: «Слушаюсь, Ваше Величество, я немедленно отдам приказание».

Государь сделал общий поклон и ушел в кабинет.

Все стали расходиться. Ко мне подошел генерал-адъютант Иванов и сообщил, что наше общее желание удовлетворено: Государь повелел ему отправиться с Георгиевским батальоном сегодня в ночь в Царское и затем в Петроград для водворения порядка. Николай Иудович добавил: «Его Величество приказал побывать у него еще раз для дополнительных директив. «Ведь Вы уезжаете сегодня ночью в Царское, где будете 1-го марта», – говорил мне Государь. Дается ответственное министерство, послана об этом телеграмма в Петроград. Государь надеется, что это внесет успокоение и восстание можно будет потушить. А я все-таки опасаюсь, не поздно ли. Да и сам Государь, как Вы видели, сумрачен и очень тревожится. Я с Георгиевцами поеду прямо через Дно на Царское и Петроград, а Императорские поезда пойдут через Смоленск – Лихославль – Тосно на Царское».

Мы простились с Николаем Иудовичем, я пожелал ему успеха и сказал: «Бог даст, скоро встретимся в Петрограде».

«Дай Бог», – ответил генерал Иванов и, наклонив голову, торопливо пошел в кабинет Государя.

Часов в 11 часов вечера, когда я сидел у себя в комнате, ко мне вошел барон Штакельберг и взволнованным голосом сказал: