Но мы располагаем несколько более полным архивным экземпляром этих воспоминаний и будем опираться на него[87]. Прежде всего, кто такой Н. Н. Иванов? Этот присяжный поверенный в дни февральских событий решил, по-видимому, что настала пора и для политической карьеры. Он и впоследствии, уже после победы Октября, проявлял довольно большую активность: в конце 1917 – начале 1918 г. был одним из руководителей подпольной антисоветской организации, ориентировавшейся на Германию[88], а в 1919 г. играл видную роль в политических кругах северо-западной контрреволюции (при генерале Н. Н. Юдениче)[89]. В конце же февраля 1917 г. Н. Н. Иванов, тесно связанный по адвокатским делам с великим князем Павлом Александровичем (тот командовал гвардейскими полками и жил в Царском Селе), оказался в Петрограде в окружении председателя Думы М. В. Родзянко. Очень интересны его наблюдения об атмосфере, царившей в думских кругах. Родзянко и многих из его думских друзей, вспоминал Иванов, били «страх и внутренняя дрожь». Они были почти уверены, что «сегодня придут и перевешают их». Чтобы рассеять туман неизвестности и выяснить, «что же происходит за порогом вокзалов», Родзянко рано утром 28 февраля направил Иванова в Царское Село на связь с великим князем Павлом Александровичем. Иванов прибыл в Царское Село и был тут же принят Павлом Александровичем и его супругой – княгиней О. Палей. Выяснилось, что никаких определенных сведений о царе и его намерениях у них нет, с чем Иванов и вернулся в Петроград. Это подбодрило думских лидеров, но Иванову было предложено продолжать поддерживать связь с Павлом. При второй поездке Иванова в Царское Село политический замысел Родзянко выявляется полностью. Как пишет Иванов, великий князь и Родзянко всемерно стремились избежать «столкновения верховной власти с думским Временным комитетом». Хотя слово «отречение» (Николая II. – Г.И.) уже было «произнесено в массе», Родзянко по-прежнему стремился к «почетному миру» на условии «министерства доверия». Иванов перед отъездом постарался поставить все точки над «i».

– А если царь поручит Вам составить кабинет и даст карт-бланш? – спросил он.

– Разумеется, приму, – без колебаний ответил Родзянко.

В Царском Селе Павел Александрович с удовлетворением принял план Родзянко, привезенный Ивановым. «Будет положено начало конституционному управлению, – радовался он, – и все придет к миру». Поскольку уже стало известно об отъезде царя из Ставки в Царское Село, решено было, что Павел Александрович встретит его прямо на вокзале и тут же изложит ему «спасительное» предложение Родзянко. Эта вокзальная встреча должна была предварить свидание царя с Александрой Федоровной: опасались, что она, будучи врагом всякого «конституционализма» и сторонницей «твердого курса», помешает реализации родзянковского замысла. Если верить Иванову, это он предложил «облечь в определенную форму» предложение Родзянко: встретить Николая II на вокзале уже с текстом манифеста, объявляющим о «конституции». Но 28 февраля царский поезд, ушедший из Могилева, не прибыл в Царское Село: из-за опасения попасть в зону действия революционных войск он от Малой Вишеры через Бологое и Дно пошел на Псков. Решено было поэтому подготовить задуманный манифест до приезда царя (его все-таки еще ждали в Царском Селе), скрепив подписями Александры Федоровны и имевшихся «в наличии» великих князей. Текст манифеста, по словам Иванова, должны были «изготовить лица из окружения государыни». Здесь в ивановских воспоминаниях обнаруживается некоторое противоречие. Если инициаторы «конституционного манифеста» хотели упредить встречу Николая II с императрицей из-за боязни, что именно она может помешать этому замыслу, то как они могли рассчитывать на то, что в ее окружении такой манифест все же будет «изготовлен»? Частичным объяснением может служить только сумятица и паника, охватившая царскосельских «спасителей» царизма… И действительно, хотя сама Александра Федоровна «в резкой форме» отказалась участвовать в составлении манифеста, текст его, по-видимому, все же был написан кем-то из высокопоставленных обитателей Александровского дворца.