«Сцена» нашего сознания тоже имеет дело с психоделическими по своему характеру явлениями. Особенно это касается «будоражащих воображение» образов и идей. Чем более развито воображением, чем больше репертуар «сцены», тем сильнее психоделическая составляющая сознания. В основе такого психоделического опыта лежит субъект-субъектный характер связи между волей и явлениями на «сцене». Обычно это происходит до тех пор, пока эти явления не понятны; найдя им объяснения, мы отправляем их на полку «познанное» – в память.

Можно говорить о диалектике (то есть диалоге) знания и понимания, где понимание – волевой процесс, направленный на познание чего-либо, а знание – все то, что сознание уже определило для себя как понятое, а потому не актуальное. Все, на что разум направляет свои усилия, выступает для него субъектом, ведь субъектность определяется способностью сопротивляться. Чем сильнее что-либо сопротивляется (в том числе и познанию), тем выше его субъектность. Соответственно, чем больше творческой работы совершает разум, тем чаще он сталкивается к субъектностями, принадлежащими миру образов, идей, физических свойств и т. п. Любое настоящее познание происходит через такое субъект-субъектное общение, даже если источником ответов, получаемых разумом в этом диалоге, выступают неживые предметы.

Психоделическим инструментом является и сам мозг, способный вырабатывать вещества, сходные с растительными опиатами. Вполне вероятно, что появление человека разумного стало итогом знакомства наших предков с растениями или грибами, стимулирующими психику, расширяя возможности восприятия. Именно так выглядит одна из теорий возникновения сознания – «гипотеза упоротой обезьяны».

Сложность вопроса происхождения сознания связана с тем, что он находится на стыке разных наук – биологии, психологии, лингвистики, истории, а также философии. Теорий возникновения сознания и антропогенеза существует много, при желании их обзор легко найти в интернете. Практически все эти гипотезы сводятся либо к мутации, рассматривая сознание как эволюционный скачок, либо к креационизму, или панпсихизму. Своеобразным мостиком от эволюционной мутации к панпсихизму выглядит психоделическая теория. Апологетом этой концепции был Теренс Маккенна – антрополог, исследователь роли психотропных веществ в развитии культуры. По мнению Маккенны, толчок развитию сознания дало употребление психоделических грибов первобытными людьми.

В книге «Пища Богов» Маккенна определяет два основных феномена, обусловивших превращение наших животных предков в человека – язык и воображение. Воображение антрополог не отделяет от познавательной деятельности, понимая ее как широкий спектр разнообразных видов человеческой практики, таких, как танец, философия, живопись, поэзия, спорт, размышление, эротическая фантазия, политика и экстатическое самоопьянение – все, что можно называть экстазом (выходом за пределы себя), или «измененными состояниями сознания» (ИСС).

С «гипотезой упоротой обезьяны» согласуется и высокая роль психотропных растений, ритуалов, связанных с ИСС, а также специалистов, впадающих в транс для контакта с иным (шаманов, о которых мы будем еще говорить) у первобытных народов. Опыты, проводившиеся биологами на крысах, подтверждают мысль, что потенциальные наркоманы демонстрируют повышенную исследовательскую активностью [6].

А вот язык Маккенна считал инструментом не столько общения, сколько подавления индивидуальной психики. Тем самым сознание превращается в болезненный дар эволюции, за обладание которым мы платим повышенной конфликтностью, войнами, неприятием иных культур. Негативное отношение к языку, или «семантическому контуру» выражал и Роберт Уилсон, автор «Психологии эволюции», агностик и последователь взглядов Альфреда Кожибски и Тимоти Лири. Суть этих идей заключается в утверждении, что наше познание ограничено, во-первых, структурой нервной системы и, во-вторых, структурой языка. Психоделический опыт можно считать попыткой вырваться за пределы этих ограничителей. Хотя психоделическое и породило язык, психонавты (шаманы, поэты, философы и т.п.) никогда не находят его окончательно сформированным, достаточным для выражения всех ощущений, поэтому постоянно дополняют язык. Процесс создания новых слов можно здесь сравнить с печатанием денег, не подкрепленных развитием экономики. Возникает ситуация, когда многие люди могут пользоваться словами, не понимая их смысла. Что приводит к их инфляции и необходимости все новой словесной «эмиссии», которую производят психонавты.