Сон – ненавистное состояние для меня. Во сне воспроизводятся грозные пики – отставание на три десятые процента. Тест провален – отворилась щеколда могилы: обширная гематома из синяков печатей забраковала мой чипированный интеллект и отрезала от социальных гарантий. Мне не дали шанса доучиться в Бауманке, потому что «примитивов» негуманно мучить высокими материями. Сестру сожрал тот же кошмар. Мы много чего нахватались в маргинальной среде, связанного с факторной памятью ИИ, писали заглушки для киборгов, переводящие неиспользуемое питание на прожорливые имплантаты. Мы с лёгкостью бороздили код, но остались неполноценными особями: провалы в синтетических тестах сияли в медицинской карте, как неизлечимая болезнь, с диагнозом «аугментационная невропатия» и привязывались к индивидуальному QR. Нередко наблюдался необъяснимый феномен, когда нейрочипы одних и тех же моделей в разных головах давали большое расхождения в синтетических тестах.

Я унаследовал от отца высокоскоростной нейрочип, но с моей нервной системой возможности чипа не раскрылись. Что это, если не протест отсталой физиологии на уровне атомов? Мне ещё относительно повезло. Порог моих ошибок в вычислениях хэшей позволял пробиться в киберкурьеры. Я использовал этот шанс, чтоб не сгнить в новом прогрессивном мире и убеждал себя, что это временно. В душе бурлило недовольство этим плевком жизни. Я достиг баланса между чувствами и заботами о наполнении холодильника скудными пайками. Оплата кредитов висела на мне. Меня хоть не лишили дееспособности в отличие от моей сестры. Несколько сменных нейрочипов в её голове показали синтетический ноль – полная резистентность к технологиям. Её поставили на психиатрический учёт. Я взял полное опекунство над своей скорбной сестрой. С тех пор она сидит, корчится на стримах, чтоб опровергнуть своё клеймо недееспособной. С её глаз не сходит бешенство. Не помню никаких «лёгких денег», лишь пограничное терпение в растерзанном сердце сестры и наши злющие угольки на сигаретных бычках.

Моя жизнь слонялась от операции к операции по пичканью тела кибирпротезами. Передо мной открывалась нескончаемая дорога к совершенствам. Необходимо обладать оптимальными реакциями и навыками киберниндзя для доставки и защиты груза. Я – заложник нескончаемой гонки улучшений, и настолько уже прокачан, что внутри уже ничего не скулит. Жилы мои – прочный биотический полимер. На одну ногу я слаб – барахлит колено, разбитое в детстве на волейбольной площадке. Нужна замена. Я продолжу обрастать кибернетическими наворотами, если не вырвусь хотя бы в «шуршалы». Кажется, во мне шевелится машина, а я наблюдатель. Однако я продолжу бороться ради сохранения гражданства, ради сестры. За последние полгода обострилось нежелание жить в этом мире таким уязвимым, слабым. Если пройти вереницу обследований, можно сделать мозаичную пластику хряща со стимуляцией столовыми клетками, но дешевле заменить колено на вживляемый биосовместимый протез.

Медицина отворяет спасительные врата избранным, кто выдавал высокую результаты вычислений хэшей производительности. Остальных ждёт неминуемое облачение в обслуживающий тостер – перерождение в киборга.

Ещё лет семь назад кибермпланты скучали на складах, никому ненужные, кроме острых любителей футуризма, и устанавливались, когда консервативное лечение не приносило эффекта. Всё изменилось после нескольких серий нападений на обычных курьеров якобы отщепенцами. Полагаю, в этом был определённый замысел – преподать отщепенцам дурной и безнаказанный урок. После настоящие отщепенцы осмелели и собирались в кучи: непривередливые охотились на ланч-пакеты, чтоб вся шайка набила кишку, а одарённые проламывали хабы курьерской сети, перехватывали ценный груз и требовали тройную цену у заказчика. Наиболее строптивых киберкурьеров оглушали магнитной пушкой. Через V-образный разъем в виске отщепенцы подключались к модулю памяти киберкурьера и крали данные заказчика. Они участившимися набегами потихоньку раскачивали социум, и бот-диверсиями нескольких крупных поставок сырья на заводы добились подачек. Государство выделило отщепенцам минимальное продуктовое довольствие на полмесяца. Предполагалось, что другие голодные полмесяца они должны прокормить себя честным трудом. Отщепенцы наглели и не вылезали из криминальных сводок, чем ещё больше ввергали в ужасы неприкаянного существования. Это поднимало спрос на новые нейрочипы.