Однако участники бесед с предпринимательской стороны (С.И. Четвериков, П.А. Бурышкин) в мемуарах сетовали, что цели эти собрания мало достигли, «общения между наукой и промышленностью не произошло». Говорили всегда одни и те же, почти всегда ограничиваясь «общими местами». И самое главное: эти собрания «не “выковывали” идеологию “класса производителей”»[86].
Предпринимателей раздражали книжный догматизм кадетских экономистов, их нежелание вникать в конкретные рыночные реалии[87]. Кадеты приветствовали проявления оппозиционности со стороны московской буржуазии, но сами не хотели сделать ни одного шага навстречу её интересам. В этой связи примечателен ход обсуждения на экономических собеседованиях 1912 г. вопроса о заключении нового русско-германского торгового договора, призванного заменить конвенцию 1904 года. Если кадеты хотели понижения германских пошлин на русский хлеб, то промышленникам казалось необходимым увеличить обложение немецких товаров. Однако было понятно, что Германия не пойдёт на односторонние уступки по обоим направлениям. Следовательно, придётся поступиться либо интересами сельскохозяйственного экспорта, либо промышленности. Конституционные демократы предпочли пренебречь выгодами промышленности. А.И. Шингарёв заявил в Государственной думе: вновь «наше сельское хозяйство под иго Германии мы не отдадим»[88].
П.П. Рябушинский попытался было переубедить кадетов. Он говорил, что индустриализация России обеспечит российскому земледелию внутренний рынок сбыта, избавив его от зависимости по отношению к германским потребителям. Но для быстрого развития отечественной промышленности необходимо защитить её от конкуренции немецких товаров высокими таможенными пошлинами. Однако кадеты не приняли его аргументов. С возражениями выступил А.А. Мануйлов, полагавший, что быстрота и результаты индустриализации «величины гадательные» и исходить из них при заключении договора преждевременно[89].
Дискуссия вокруг проекта русско-германского торгового договора зримо показывает, что московских кадетов и кружок Рябушинского сближало отнюдь не отстаивание общих экономических интересов. Но и в отношении перспектив внутреннего развития России московские либеральные фабриканты и конституционные демократы являлись попутчиками, а не единомышленниками, почему и были членами разных партий. Единственное, что их действительно объединяло – это симпатия к Англии и антипатия к Германии.
Однако они были далеко не единственными англофилами в России. Вдумчивый исследователь внутриполитической борьбы в России по вопросам внешней политики И.В. Бестужев не ограничивал число сторонников ориентации на Антанту только либералами. Он показал, что все «буржуазно-помещичьи» группировки – от кадетов до умеренно-правых – ратовали за необходимость сближения с Англией[90]. Причем сторонники этого курса имелись также среди деятелей культуры, военных и представителей правящей элиты. В состав Англо-русского литературного общества, поставившего своей целью добиться дружбы Великобритании и России, среди прочих входили: министр императорского двора В.Б. Фредерикс, члены Государственного совета адмирал Н.М. Чихачев и С.А. Мордвинов, юрист А.Ф. Кони, председатель Государственной думы и член ЦК Союза 17 октября Н.А. Хомяков, великий князь Георгий Александрович