– Ну, так как прошло двадцать два пятьдесят пять? – поинтересовался я, используя код США, обозначающий прошение о выдаче постановления «хабеас корпус».

– Понимаешь, – сказала Аронсон, – ему не очень повезло с адвокатом: тот заявил, что парень никогда не признавал своей вины. На том и погорел.

– Кто защищал его в суде?

– Некий Дэниел Дейли. Знаешь такого?

– Да, знаю, но он из федеральной системы, а я стараюсь с ними не связываться. Не видел его в работе, однако, по слухам, он свое дело знает.

Если честно, я был знаком с Дейли по бару «Четыре зеленых поля», куда мы оба заскакивали по пятницам, чтобы выпить мартини за конец недели.

– Знаешь, там трудно было что-то изменить, – сказала Дженнифер. – Он сел. Уже отбыл семь лет из пожизненного.

– Где сидит?

– В Викторвилле.

Федеральная тюрьма в Викторвилле располагалась в восьмидесяти милях севернее города на границе с базой ВВС. Не самое лучшее место, чтобы провести остаток жизни. Поговаривали, что если не иссушат и не сдуют ветра пустыни, то постоянные акустические удары реактивных самолетов над головой уж точно сведут с ума.

– Подозреваю, что ребята из ФБР не зря едят свой хлеб, – добавила Дженнифер.

– То есть?

– Понимаешь, пожизненное за пару унций кокаина. Довольно сурово.

– Да, они суровы, когда речь идет о вынесении приговора. Поэтому я и не работаю в федеральных судах. Не люблю говорить клиентам, что все их надежды тщетны. Не люблю готовить сделку со стороной обвинения только для того, чтобы судья не учел этот факт и все равно осудил моего клиента.

– А так бывает?

– Слишком часто. Вот как-то раз у меня был клиент… Ладно, не бери в голову. Это уже в прошлом.

А вот каким образом гладко проведенная в интересах клиента сделка в конечном счете упекла Гектора Арранде Мойа пожизненно в Викторвилл – вот где покопаться бы стоило.

Я не удосужился проследить за делом после того, как заключил сделку с Лесли Фэром, заместителем окружного прокурора. Рутина, очередной день на каторжных работах. Быстренько договорились в зале суда: название отеля и номер комнаты взамен на отсрочку обвинений в адрес моей клиентки. Глория Дейтон вместо тюрьмы поехала лечиться от наркозависимости, а Гектор Арранде Мойа навечно отправился в федеральную тюрьму. И даже не знал, кто стуканул властям. Или знал?

Уже семь лет прошло. Чтобы Мойа из федеральной тюрьмы добрался и отомстил Глории Дейтон? Это казалось за гранью возможного. И все равно сама идея могла оказаться полезной при построении защиты Андре Лакосса. Моя задача – заставить присяжных усомниться в предъявленном обвинении. Заставить хотя бы одного из богов вины подумать своей головой: «Эй, постойте-ка, а как же парень в пустыне, который гниет в тюрьме из-за этой женщины? А вдруг…»

– Тебе не встречались протоколы ходатайства о выставлении свидетеля или ходатайства об исключении, основанные на отсутствии достаточных оснований?

– Да, это было частью первой апелляции по поводу судебной ошибки. Судья отказал в ходатайстве о представлении тайного осведомителя по делу.

– Ага, выуживали информацию. Тайный осведомитель был только один – Глория. А засекреченная информация в выписке решения суда? Было такое?

Судьи обычно скрывают записи, связанные с тайными осведомителями, но на сами документы в базе данных часто дается ссылка в виде номера или шифра, и по крайней мере можно понять, что эти записи в принципе существовали.

– Нет, – ответила Дженнифер. – Встретила только ППД.

Предприговорный доклад по делу Мойи. Их тоже всегда засекречивают. Я призадумался.

– Надо посмотреть на копию этой битвы по поводу тайных осведомителей и достаточного основания. Тебе придется наведаться в Пасадену и добыть бумажные файлы. Кто знает, вдруг нам повезет, и там обнаружится нечто, что нам пригодится. Управление по борьбе с наркотиками и ФБР должны были в какой-то момент дать показания о том, как они попали в тот отель и в ту комнату.