Михаил подошел к Белке, опустился на колени, раздвинул руками ее бедра, присосался к шее, с удовлетворением увидел оставшийся след, пощелкал кончиками пальцев по соскам, сжал груди, сдавил соски, потянул их, приник к левому ртом, опустил руку между ног девушки, раскрыл губы, нашел клитор, сдавил его. Он ловил губами то один сосок, то другой, сосал, вспоминал свой недавний сон, кусал их, с наслаждением слушал стоны Белки, трогал ее клитор. Она закрыла глаза, закинула голову назад, он кровожадно впивался в ее шею, кусал за плечи, щипал за ляжки с внутренней стороны, потом отпустил ее и отстранился.

– Развернись. Стань лошадкой. В диван.

Михаил взял кожаную хлопалку и легонько похлопал Белку по внутренней стороне бедер, потом чуть сильнее хлопнул ее по попке, запустил руку к низу живота. Попка заметно порозовела, он хлопал и трогал девушку за клитор, пока не поймал момент, который он хорошо знал: перед оргазмом Белка всегда замирала на пике, сжималась в ожидании взрыва. Он быстро развернул ее, опрокинул на спину на ковер, раздвинул колени и хлопнул по венерину холмику. Девушка вскрикнула, сжала бедра, перевернулась на бок, согнула ноги в коленях, потом засучила ими, вернулась на спину, бедра ее судорожно дергались. Михаил раздвинул ее бедра руками, опустил голову и присосался к клитору, руки поднял вверх и щипал соски; Белка дергалась, словно в эпилептическом припадке и стонала, будто черти в аду уже взяли ее в оборот.

– Господи, Мишка! Пусти меня!!! Не могу больше! Умру щас!

Михаил расстегнул ошейник, перевернул Белку на бок, снял наручники, вернул на спину, лег сверху всем весом, поднял ее руки вверх и поцеловал в губы, она ответила, и минут пять они так и лежали, потом он откатился набок, подпер голову левой рукой, а правой стал гладить ее живот.

– Мишка.

– Да.

– Послушай мое сердце.

– Стукает.

– Оно не стукает. Оно выпрыгивает. Со мной такого никогда не было. Чтобы так сильно. Уж что ты только со мной ни делал. А так. Не было. А ты меня еще любишь?

– Вот ты дурында у меня.

– Ну скажи!

– Конечно, люблю.

– А я тебя не люблю.

– Так я так и догадался.

– Я тебя просто обожаю! Я тебя съесть готова! Всего! С джинсами! А ну снимай их! Нет, некогда. Где там он у тебя. Вот он, любимый мой, мой хороший, мой стоюнчик, иди к маме, иди, я тебя поцелую… пососу… потрогаю… нравится ему? Нрааавится, я вижу… ну давай… ну иди… кончи… мне… в ротик… Вооот, вот и хорошо, вот и молодец… накормил меня… вкусненьким…

Белка продолжала двигать тихонько рукой, а кончиком языка лизала головку, водила ею по губам, прижимала ее к соскам.

– Ну что, хорошо тебе?

– Хорошо.

– Ну нам же так хорошо вместе. Ну что ты придумал глупости разные. У меня в жизни и не было мужчин кроме тебя. И никто мне не нужен. Ну, полечила я тебя?

– А где ты вчера была. После корпоратива.

– А мы с девчонками заехали к Светке Журавлевой. Ее не было на корпоративе. Мы взяли бутылку и завалились к ней. И посидели часа два, потрепались. А потом я на такси домой вернулась.

– И я должен тебе верить?

– Мишка. Мы ничего друг другу не должны. Если любишь – веришь.

– А хирург как там поживает? Новый.

– Ну это просто танец! Танго называется.

– Да, классный танец.

– Злишься?

– Ну как тебе сказать. Радостью это назвать трудно.

– Ну если ты хочешь меня еще раз наказать, то давай. Что ты еще хочешь?

– Хочу спать спокойно и не думать, что ты там в своей больнице вытворяешь, в кабинете или в сети.

– Ну разве можно такое как с тобой еще с кем-нибудь вытворять?! Ну подумай. Ну иди ко мне, ты мой родной, мой хороший, мой мальчик, мой пиратище любимый…