– Сядь, Мира.

Загородневскому командному тону было невозможно сопротивляться. Я лишь краем сознания отметила, как мои ноги сами подошли к стулу, а попа уселась на сиденье, чтобы затем отчётливо ощутить обнажённой кожей, отсутствие белья после шалостей с Бывшим. Пётр приподнял уголок губ в едва заметной полуулыбке, видимо выражая довольствие моей покладистостью. А я чуть не провалилась этажом ниже от стыда, изумляясь собственной порочности и распущенности.

– Ты говорила с Подольским?

Мои глаза не должны были выглядеть испуганными, но скорей всего вышло именно так. Загороднев ведь не догадался как именно мы с Бывшим успели пообщаться? Хотя мой растрёпанный и ошалелый вид, а также зацелованные губы скорей всего поведали Петру ещё в ресторане о многом. Думалось, он вполне мог обойтись без моих нелепых отговорок и пояснений, но я ошибалась:

– Отвечай только да или нет, Мира. Мне не нужны подробности.

Я совершенно не понимала, чего ждать от разговора и каковы цели у Загороднева, поэтому молча кивнула.

– Он ничего плохого не сделал? – его прицельный взгляд не отпускал, чётко отслеживая мимику, каждое шевеление мускулов на моём лице.

– Что за ерунда? С чего ты взял, что Гера может что-то сделать? – наконец-то у меня прорезался голос.

– Мира, только да или нет.

– Нет, – мой ответ получился резким.

– Он был груб или невежлив?

Неожиданно я услышала за спиной шипение и обернулась на звук: кофейная пенка перелилась через край и заливала плиту.

– Зараза, – сняв джезву с огня, я разлила жидкость по чашкам, стирая пролитые коричневые капли влажной салфеткой. – Петь. Я не знаю почему ты решил, что Гера может быть опасен для меня, – села обратно на стул и с наигранным спокойствием (почему я отучилась на экономическом факультете, когда следовало брать уроки актёрского мастерства? Глядишь, и развода удалось бы избежать) подняла взгляд. Серые глаза продолжали пристально изучать моё лицо. – Он не сделал ничего плохого, честно.

«Не считая грубых слов. Но в остальным он всё также хорош, как и раньше. Очень хорош. И я не прочь повторить. Несколько раз…»

– Ладно.

Загороднев вроде согласился и даже будто успокоился, но тем не менее складывалось ощущение, что он мне ни на грамм не поверил.

– Ты поэтому решил рано уехать?

– Вкусный кофе, спасибо, – неожиданная похвала мягким голосом разрядила напряжение, витавшее вокруг нас и в самом воздухе с нашего возвращения. – Не совсем. Пока ждал, успел перекинуться парой фраз кое с кем, но вместо разговоров постоянно выглядывал тебя среди толпы, гадая, где ты и всё ли с тобой в порядке. Поэтому выстроить нужных бесед не получилось.

– Извини. Я не собиралась портить тебе вечер. И с Подольским некрасиво вышло.

– Не нужно извинений, Мира… Я его даже в чём-то понимаю.

– Ты про что? – страх разоблачения окатил новой волной. «Какого разоблачения, дурочка? Ты никому ничего не должна!»

– Не будем об этом, – Пётр неожиданно отказался от дальнейших обсуждений, – Ещё раз спасибо за кофе, мне пора, – резко поднявшись, он практически за секунду покинул кухню.

Я растерялась, но, быстро взяв себя в руки, последовала за ним. После того как он обул начищенные до блеска туфли, Пётр выпрямился в полный рост, чтобы снова встретиться с моими глазами в тревожащей близости. Тяжёлый немигающий взгляд медленно спустился к губам. И, как назло, мой непослушный рот распахнулся. Его откровенный смешок на мою реакцию заставил губы плотно сомкнуться обратно, но я тут же начала нервно покусывать нижнюю.

– Не делай так.

– Как?

– У тебя на губе отметины от зубов, – на его фразу я вспыхнула не зарницей, я воспылала многоэтажным стыдливым кострищем, понимая кто именно оставил следы на моих губах! Догадывался ли Пётр? – Не причиняй себе новую боль, чтобы облегчить прежнюю.