Переезжали мы с подругой шумно и весело. В многоквартирном доме, где мне предстояло обитать, на лестничной площадке наличествовали две квартиры – одна принадлежала отныне мне, вторая тоже обладала, ясное дело, хозяевами. В какой-то момент, когда возможно мы с Мариной слишком громко смеялись или обсуждали что-то между собой, дверь соседней квартиры отворилась и недовольная женщина возрастной категории сорока пяти-пятидесяти лет решила с нами познакомиться:

– Что за шум? Новые соседки? Чего галдите как оглашенные? Смотрите девочки, у нас дом приличный, люди живут интеллигентные, воспитанные. Все соседи обращаются к друг другу уважительно, по имени отчеству. Мы каждого знаем в лицо и чужаков не терпим. Поэтому предупреждаю заранее, в нашем подъезде мужчин водить возбраняется.

Я успела лишь ошарашенно вылупить глаза на «интеллигентную» дамочку, завуалированно назвавшую нас с подругой…

– Ты тётка совсем берега попутала? – Маринка вперёд меня сообразила кто кого и как назвал. – Ты кого шалавами называешь, а? – подруга распахнула полы чёрного пуховика и упёрла руки в бока, одновременно грозно надвигаясь на побледневшую женщину, поджимавшую и без того тонкие губы. Моя защитница оглядела дамочку сверху вниз, я проделала тоже самое. Тощая словно жердь, и даже пересохшая, питающая нездоровую склонность к диетам, моя теперешняя соседка с салонной укладкой волос и толстым слоем яркого макияжа, которому было не по силам замаскировать самое главное, что в нём нуждалось больше всего – стервозный характер. Дамочка скорей всего не ожидала встретить достойный отпор, особенно учитывая манеру речи, избранную подругой. Маринка же специально злила тётку ещё больше, подражая работницам самой опасной и нелёгкой «профессии», в которой соседка нас неосмотрительно обвинила.

Дамочка постепенно соображала, что сценка развивалась не по запланированному ею пути. Потому как украшавший «тощую жердь» брючный домашний костюм, пошитый из натурального шёлка с вышитыми яркими павлинами, казалось, взбледнул и в одночасье растерял вслед за хозяйкой яркие краски.

– Предупреждаю заранее: за левое обвинение, краля, отвечать придётся по всей строгости. Или ты борзая, пока мужик за спиной? Так мы твоего мужика быстренько в оборот возьмём, ойкнуть не успеет, как стоя на коленях будет вылизывать мне и подружке. – Соседка резко сменила бледность на алые красные пятна, которые не пощадили не только лицо, но и шею, бесцеремонно спускаясь в зону декольте. Маринка же, заметив реакцию, ядовито и надменно рассмеялась: – Я вообще-то говорила о сапогах, но ты явно подумала о чём-то другом. Извини, тётка, но, чтобы сделать то, о чём ты только что подумала, твоему мужику придётся выпрыгнуть из собственной шкуры. Мы с подругой себя не на помойке нашли, чтобы опускаться до всяких. И запомни, если не хочешь проблем, то скройся с глаз и впредь не смей рот разевать, пока не узнаешь с кем говоришь. Тоже мне нашлась интеллигенция… Хреновина с морковиной ты, а не интеллигенция.

Маринка, подойдя вплотную, угрожающе цыкнула на дамочку, которая несмотря на отповедь стояла с гордо вздёрнутым подбородком и выпрямленной спиной, словно ей в позвоночник вживили идеально прямую палку. Но опасной близости воинственно настроенной подруги дама всё же не выдержала. Ойкнула, отшатнулась, выпучив глаза в испуге, затем схватилась за сердце, что-то пробормотала, скорей всего ругательство, но, как пить дать, исключительно интеллигентное, и скрылась в своей квартире, не забыв напоследок громко хлопнуть дверью.

– Другое дело, – подруга обернулась ко мне с широченной улыбкой, удовольствие сочилось из каждой её поры. Она весело мне подмигнула и похлопала ладонями друг о друга, будто стряхивая налипшую грязь, – мы тоже умеем быть интеллигентными, когда суровые обстоятельства того требуют, но при этом не позволяем опускаться до оскорблений незнакомых людей. Правда же, Мир?