– Я восемь лет учился на мистика, изучал магию, экзорцизм, боевые искусства и искусство охоты, и три года отработал по профессии не для того, чтобы разжигать костры.

– Да какая, к лешему, разница, чему ты там учился? Ты же, в любом случае, маг от рождения! – я терял терпение: – Я очень ценю твои достижения, но без огня мы все ночью замёрзнем.

Лоренц цокнул языком, но всё-таки присел у костра. Торговка вытянулась за его спиной, стараясь углядеть, что он сделает. Мистик закатил глаза, пробурчал что-то касаемое Инги себе под нос, но оборачиваться и гнать не стал. Через пару минут на поляне уже весело потрескивал костерок.

– Наслаждайтесь, инвалиды, – бросил Лоренц, поднимаясь и отряхивая руки.

– Что ты сказал? – я резко развернулся.

– Что слышали, – не поворачиваясь, ответил мистик, очевидно, не расслышав угрозы. Я сжал кулаки.

– Господи, вам не надоело? – взвыла Инга, устало расправляя по днищу повозки грязную, покрытую сушёными листиками ткань, очевидно, некогда служившую для увязывания тюка. Я вздохнул и разжал кулаки. Все устали, все нервничают…

– Чур, я посередине, – заявил мистик, выбрав самое выгодное место… затем покосился на меня и торопливо исправился: – Нет, лучше с краю.

– Я тоже с краю! – сказала Инга, решив, что, раз мистик выбрал такое место, значит оно реально лучше.

– Да не вопрос! – оскалился я, укладываясь в телеге посередине. Торговка с мистиком мрачно переглянулись, заподозрив, что где-то просчитались.

Инга устроилась слева, укрывшись курткой. Лоренц долго аккуратно сворачивал волосы, заправляя их под ворот и одевая капюшон, потом уложил голову на тюке, чтобы – не приведи бог! – не коснуться волосами грязной подстилки. Я уже практически провалился в сон, как вдруг меня словно ледяной водой ошпарило:

– Дежурный! Мы не назначили дежурного!

Лоренц с Ингой усиленно сделали вид, что уже уснули. Ладно. Полночи подежурю я, потом мистика разбужу.

… Никогда ещё ночь не была для меня так длинна. К концу дежурства я уже едва держался на ногах.

– Лоренц! – я потормошил мистика за плечо: – Подъём, твоя очередь дежурить.

– Ну… зачем?.. – сонно протянул мистик.

– Зачем, зачем! – огрызнулся я: – Следить, чтобы с нами ничего не случилось.

– С нами итак ничего не случится: я маячок кинул.

– В смысле? Какой ещё маячок? – да уж. Двое суток бодрствования явно не шли на пользу моей соображалке.

– Обычный, сторожевой. Отвалите!

– То есть? – я по-прежнему ничего не понимал.

– То есть, если что-то случиться, мы сразу проснёмся, – рявкнул Лоренц и отвернулся.

– И когда же ты его установил? – не унимался я.

– Когда, когда… Как только на поляну приехали.

И тут меня охватила ярость:

– То есть, ты хочешь сказать, что я просто так просидел как дурак полночи, тогда как у нас с самого начала был активирован маячок?!

Лоренц вздохнул:

– Видимо, да…

– Почему ты сразу мне про него не сказал?! – я так мучился, а теперь выходит – зря…

– Вы не спрашивали, – мстительно сообщил мистик. Готов поклясться, что видел как он злорадно ухмыльнулся. Что ж, тогда, думаю, не стоит ему сообщать, что капюшон с его головы почти сбился…

Ну, Лоренц, не дай бог с нами что-нибудь случится.

+++

Несмотря на то, что мне было очень холодно, я спал так долго, что даже порос паутиной. Серьёзно! Всё моё лицо было опутано какими-то тонкими бесцветными нитями… Маяк не сработал, и хищные твари завернули спящих людей в коконы, чтобы потом сожрать… вскрикнул я практически беззвучно, но подскочил, пытаясь выпутаться, так резко, что повозка шатнулась. Я с замиранием сердца обернулся…

Они были повсюду. Длинные полупрозрачные тентакли расползлись на полтелеги, оплели ближайший тюк, сбили и смяли подстилку и забились во все возможные щелочки; те, что доставали до меня, щекотали мне шею и плечи… Величественное, почти аристократическое положение, когда Лоренц только лёг, особенно остро контрастировало с разметавшимся по днищу повозки телом – словно пережившим ночью припадок или зверски, чудовищно убитым, причём, скорее, второе – наполовину окутанным паутиной тонких щупалец. Они скрывали лицо и правую руку, всю спину, поглотив тело едва ли не до пояса, а левая рука была безвольно закинута на борт.