Марк Чэпмэн убил Джона Леннона… И скажет тоже! А почему убил? Потому что не мог перенести чужого успеха? Ерунда! Моральное превосходство – вот что самое невыносимое. Коту наплевать на бытовую суету, у него каждый день масленица. И теперь по звукам в квартире понятно: он сидит у Павла Семеновича, они оба над ней изгаляются и пьют водку. Для них она пустое место.

От глубокой обиды настроение Мерзликиной вконец портится, она уже не отдает отчета в своих действиях. Встает и, как есть в трусиках и короткой ночной рубашке, выходит из комнаты, пересекает коридор, толкает дверь в комнату старика. Худшие ожидания находят подтверждение – оба соседа сидят самодовольные и мирно беседуют. Ярость искажает ее лицо.

– Зараза! Зачем ты изгаляешься надо мной! – С этими словами несчастная женщина набрасывается на Кота, опрокидывает его вместе с табуретом.

– Что это с ней? — Кот возвращается в исходное положение.

Старик молча пожимает плечами, обращает мутный взгляд на полуголую соседку. Зато Кот улавливает психологический нюанс – молчаливое взаимопонимание Бестолочи и Вредителя. Они оба ждут. Чего? Бестолочь вовремя опомнилась, заметалась, исчезла за дверью.

Уже лежа в постели, она хотела осмыслить спонтанный поступок, но всем нутром и ягодицами чувствует поползновения приятеля, удовлетворенно закрывает глаза. У него такой возможности нет, – уже победно думает она.

Несмотря на природную застенчивость, усиленную собственным воображением, Вадеев посетил больницу. Врач-женщина сразу определила чесотку. Почему-то весело рассмеялась, задала пару незначащих вопросов, выписала рецепты на таблетки и серную мазь, проводила многозначительным взглядом.

Каждый день после акта любви они выполняли обязательный ритуал – поочередно втирали друг другу неприятную на запах мазь. Процедура необременительная, в большей степени приятная, оправдывающая некоторые вольности в манипуляциях рук. И Вадеев подозревал, что Лида от его втираний испытывала немалое удовольствие – ловила кайф, но предусмотрительно помалкивала. Вот здесь, да. Чуть нежнее! Молодец! Из тебя получится хороший массажист. Теперь поцелуй меня.

Вошло в привычку при встрече снимать всю одежду, простирывать ее и дожидаться в постели, пока она высохнет. И все равно серный запах обладал устойчивостью, исчезал медленно, привлекал внимание окружающих людей – будь то на улице или в общественном транспорте. И все же ко всем неприятностям можно привыкнуть и даже над ними посмеяться.

– А я-то начала чесаться… Вроде все нормально, а потом – зуд. Смотрю на тебя, ты не шелохнешься. Ну, думаю, хитрец! Или он терпит, или здесь совсем не то. Так ведь еще и стыдно, будто я во всем виновата… Ну и подлец ты! – Она заметила его подавленный вид, поправилась. – Прости, прости!

– Каково было мне, – однажды набрался храбрости Вадеев. – Мы с тобой уже переспали, а потом я обнаружил признаки чесотки. И поздно что-нибудь исправлять.

– Мог сразу сказать! – потеплел ее голос.

Недоверие и болезнь остались в прошлом, перед глазами свежая постель, далеко не с серными запахами. Ночь звездами подглядывает в окно, звучит космическая музыка, в полумраке ярко горит свеча. Интриганка лежит поверх постельного белья, свободно раскинув руки и ноги, соблазнительная в своей обнаженности. Магнитофон воспроизводит странные шелестящие звуки. Он, еще мокрый после ванной, таращится на ее хрупкое, почти детское, тело, мысленно восторгается утонченной красотой. И откуда в таком маленьком нежном теле берутся безграничные силы!?