Лучше всех в этом плане продвинулась экономическая теория, предложившая инструменты оценки, которые в той или иной степени могут быть применимы к любой области человеческой деятельности. Вкупе с большим числом обученных специалистов, знающих и умеющих применять экономическую теорию, это обеспечило доминирование экономических инструментов при оценке проектов настолько, что практически вытеснило методы, позволяющие оценить иные, внеэкономические эффекты.

По этой причине большинство из имеющихся на сегодня систем оценки проектов не могут ответить на множество важных с точки зрения целей развития вопросов. Как оценить социальный проект, а точнее – его социальную значимость? Как сравнить два проекта с высокой социальной значимостью, какому отдать предпочтение, если они начинают конкурировать за ресурсы? А как оценить проект комплексного развития территории, если в нем объединено воздействие на коммерческие и социальные объекты, природные объекты и объекты культурного наследия? И как такие проекты развития влияют на социальные коммуникации и развитие человеческого капитала? И, вообще, что такое «социальная значимость»? Какая она бывает еще?

Есть общее правило, которое до сих пор позволяло производить сравнительную оценку различных видов эффектов через приведение их к единой модели экономической эффективности. Вводятся дополнительные количественные показатели эффективности, которые достаточно просто переводятся в экономическую стоимость. И принято считать, что таким образом через финансово-экономические показатели считается любая эффективность.

Однако, такой подход обладает рядом критических уязвимостей с точки зрения получения объективной и всесторонней оценки. Во-первых, в качестве показателей эффективности выбираются критерии, которые имеют экономическую основу, а значит неэкономические критерии не могут быть учтены. Во-вторых, не могут быть приняты во внимание динамические изменения, отклонения и перекосы, возникающие в ходе реализации проекта, когда, к примеру, может возникнуть дефицит одного из неэкономических ресурсов, или проявляется конфликт ресурсов, когда проект вообще не может быть реализован. При этом, в представлении через экономические стоимости такую ситуацию невозможно увидеть, причем даже в самых, казалось бы, очевидных случаях. Получается базовое противоречие: чтобы оценить эффективность проекта, мы должны упростить его представление до экономической модели, но, упростив, теряем возможность комплексно его оценивать и управлять им.

Да, весь прошлый век был посвящен экономике и любые оценки переводились на язык денег. И даже когда речь шла о социальных проектах, люди стремились оценить социальные выгоды и эффекты экономически, оценивая их в деньгах. Например, если какая-либо социальная программа направлена на укрепление здоровья населения, то эффект от ее реализации измеряется деньгами, которые потребовались бы для излечения людей, заболевших в отсутствие этой программы.

На переходе веков поменялась парадигма, экономическая стоимость начала сдавать свои позиции социальной стоимости. Потребовались новые, отвечающие вызовам времени подходы. Социальная стоимость должна иметь собственные измерители, ее не нужно переводить в деньги для того, чтобы сравнивать между собой социальные проекты. А если учесть, что стоимость может быть не только социальная и экономическая, но и, к примеру, экологическая или информационная, то возникает явный запрос на радикально новый подход к системам оценивания.

Когда речь заходит об эффективности проекта или какой-либо деятельности, мы оцениваем «вход», то есть те ресурсы, которые были потрачены, и «выход», то есть то, что мы получаем в итоге. Если на выходе мы получаем больше, чем тратим на входе, то считается, что проект эффективен. Сложность заключается в том, что у любого проекта или деятельности на выходе не только деньги, экономические выгоды, но и другие – социальные, административные, информационные, и потому соотнести «вход» и «выход» оказывается затруднительно. Более того, внеэкономическая стоимость во весь рост проявляется не только на выходе, но и на входе.