Жест её, однако, не оценили.

– Засуньте его себе знаете куда! – буркнул трижды неудачно приземливший официант и объявил: – Не буду больше даже и пытаться встать на ноги! Так и останусь здесь лежать! Глядишь, целее буду!

Взглянув на лицо парня, упоротую решительность которого не смогли скрыть ни ссадины, ни синяки, Элисон не стала с ним спорить, просто вызвала «скорую помощь».

Тем временем Дин, дабы не быть случайно сбитым с ног очередным летуном, подбирался по-пластунски к дверям казино. И, надо сказать, расчет себя оправдал: третий летун пролетел над ним, когда он был в метре от двери, четвертый летун… гостеприимно распахнул перед ним дверь.

В мгновение ока сгруппировавшись, он кувыркнулся через голову и оказался внутри казино, где он наконец смог узнать причину аномальной летучести официантов и гостей казино.

Богатырски сложенный молодой мужчина на две головы выше его ростом развлекался тем, что очищал от этих самых официантов и гостей казино помещение. Именно развлекался, потому как именно тем, кто вылетел за дверь, как раз и повезло: они выбывали из игры. Те же, кто оставался внутри снова и снова учились летать. При этом новоявленный гуру повышения летной квалификации не жалел никого, ни тех, кто пытался его утихомирить, ни тех, кто пытался потихонечку смыться из холла казино без его помощи. И первых, и вторых, и всех прочих он хватал за воротники или руки и ноги и с криком: «Пошёл!» запускал в полёт.

Пол у стен был усеян жертвами неудачных приземлений, большинство которых, в отличие от официанта за дверьми казино, наоборот, были счастливы оказаться в нижних рядах, поскольку это означало, что очередь снова летать могла больше до них и не дойти.

Глаза богатыря светились алым пламенем. После каждого неудачно окончившегося полета он издавал недовольный, громоподобный рык. И его можно было понять! Он их учит-учит, а они… как не умели летать, так и не умеют!

Дин знал разгневанного гуру. Его звали Элрик Рубинор. Дин совсем недавно познакомился с ним, но уже успел убедиться в его исключительной доброте и великодушии. Элрик не просто был из тех, про которых говорят, что он и букашку не обидит, он, и в самом деле, был не способен обидеть даже букашку. Дин видел, как однажды Элрик рыдал над трупом голубя, сбитого чьим-то магомобилем. И зарекся ездить с ним в магобилях после того, как, спасая бездомную кошку, этот сердобольный выхватил у него руль из рук. Дин знал, что все свои выходные наследник империи развлечений проводит, либо помогая в приюте для бездомных животных, либо в сиротских приютах.

Другими словами, Дин сразу же понял, что ярость Элрика имеет явно и определенно неестественный характер.

Сначала Дин хотел было воззвать к дружеским чувствам Элрика, воздействуя на него обаянием. Но скользнув взглядом по рядам павших и заметив среди них синих драконов, оставил эту затею. Синие драконы были способны не просто обаять, они были способны внушить обожание… И, тем не менее, они тоже среди павших.

Возможно, будь у Дина хотя бы минута на размышление, он бы придумал более гуманный выход из ситуации, но его уже заметил «гуру» и был этому обстоятельству очень рад. Ещё бы! Новенький! Ни разу не летавший ещё!

А вдруг этот особенный?! Вдруг этот научится летать в человеческой ипостаси?!

Короче, другого выбора, кроме как чреватого длительной жуткой головной болью и судорогами в мышцах стазиса, у Дина не было и потому он воскликнул:

– Алтум Профунда Лесаргикус Сомниум!

И… богатырь, наклонившийся и протянувший к нему руки застыл. И вместе с ним застыло, казалось, и время – такая тишина вокруг вдруг настала.