Свиридов был осужден по статье 58-1г14 и получил приговор – высшая мера социальной защиты – расстрел с конфискацией имущества. Тогда его от смерти спас тот же Максимов. Вытащить из тюрьмы не смог, но сохранил жизнь и отложил спасение сотрудника до лучших времен.

Свиридов помнил, как ему передали в тюрьме послание от Максимова. Тот советовал держаться и обещал помощь в будущем. В лагере ему также помогло тайное заступничество Максимова.

Сам Владимир Иванович Максимов после начала войны просил освободить Свиридова и вставил его имя в список, который подали Берии. Но генеральный комиссар государственной безопасности15 фамилию Свиридов из списка вычеркнул. Лаврентий Павлович помнил дело, по которому осудили Свиридова и группу офицеров НКВД.

Максимов не сдался и после беседы с наркомом НКГБ Меркуловым в ноябре 1941-го года снова попросил за капитана.

– Вы говорите, что задание важное, Всеволод Николаевич.

– Ты сам все слышал, Владимир Иванович.

– Тогда мне нужен Свиридов.

– Снова ты за свое! Берия вычеркнул его фамилию в прошлый раз. Я просил его, но он отказал. Думаешь, что в этот раз будет по-другому?

– Но вы сами говорили о важности задания. И я прошу дать мне человека, которому под силу его выполнить.

– Неужто в твоем ведомстве нет людей, Владимир Иванович? Я понимаю твоё желание помочь Свиридову.

– Ныне я пекусь только о пользе дела, Всеволод Николаевич. Сейчас ничего личного. Но именно Свиридов подходит для этой работы.

– Хитришь, Владимир Иванович. Но я постараюсь тебе помочь. Хотя Лаврентий Павлович не будет доволен.

Благодаря Меркулову и его настойчивости Берия дал согласие и бумагу подписал. Правда задание, которое собирались возложить на капитана Свиридова, было весьма ответственным, и провалить его было нельзя.

Максимов так и сказал Свиридову, когда тот был в его кабинете на Лубянке:

– Мне только под это задание удалось тебя вытащить, Павел.

– Я уже и не надеялся, Владимир Иванович. На фронт хотел проситься на передовую рядовым. А тут вызвали и все вернули. Звание и службу в органах.

– Берия был против, но мне удалось настоять, Павел. Тех, кто пошел по делу Ежова он не прощает.

– Я понимаю.

– Дивизионного комиссара Константинова, который дал показания на тебя, расстреляли. На твоё счастье, твой приговор отсрочили на неделю. И я успел.

– Никогда не забуду, Владимир Иванович.

– Хотя, второго шанса у тебя не будет. Со щитом или на щите, Паша. Только так.

– Я готов, Владимир Иванович.

– Вот и хорошо. Да ты садись. Я сейчас чаю организую.

Максимов отдал приказ адъютанту.

– Тебе бы подкормиться и отдохнуть, Паша.

– Я здоров, Владимир Иванович. Не сомневайтесь.

– Отправишься за линию фронта, Паша.

– Правда? Я не надеялся даже! Думал, что никогда мне уже не поверят. Я ведь тогда признание подписал.

– Подписал, но никого за собой не потащил, как это сделал Константинов, что на тебя наклепал.

Свиридов ответил на это:

– Я зла на него не держу, Владимир Иванович. Ему там нелегко пришлось. Я все понимаю. Он и сам пострадал ни за что…

Максимов прервал капитана:

– Не стоит вдаваться в подробности давнего дела. Было и минуло. Нынешнее твое задание серьезное.

– Да разве сейчас бывают иные, Владимир Иванович?

– Тоже, верно. Но твое дело особенное. Отправишься в Брасовский район в поселок Локоть. Бывал там?

– Нет. Слышал только, до войны еще, что там конезавод хороший.

– Конезавод там был. Но сейчас там иное, Паша. Дело на контроле у самого Сталина.

– Я слушаю, Владимир Иванович. Вы не сомневайтесь. Я готов.

Свиридов не мог поверить своему счастью. Неужели ему снова поверили. Неужели снова доверят важное дело?