И когда меня – впервые в истории нашей школы – нарекли Джоном, никто не понял, что это означает. Но со временем перестали обращать внимание. Мало ли, Джон и Джон. Хоть Джек, который построит новый школьный блок. Но Джеков не было в королях, значит, без шансов, не будет и новой общаги.

В дверь постучали, прервав ворох моих мыслей. Зашел Риччи. К этому моменту я уже успел одеться и спуститься в общую комнату, и можно было заходить без стука, но Рич иногда был джентльменом. Может быть, я читал в одиночестве запрещенные книги на французском, или писал запрещенные стихи на латыни, или пил кофе с сахаром – запрещенным, кстати.

–Готов к зачету?

Ричард пытался быть общительным. Скорей всего, ему было не очень интересно услышать ответ, но он был вежливым собеседником, задающим актуальные вопросы.

–Всегда.

А что я мог сказать в ответ? Что я даже не понимаю, про какой предмет он говорит? Что я занят рассматриванием бренного танца таящих субстанций? Что мое имя мне интересней зачета? Ему хорошо, с его именем все понятно. Ричард. Гордый и неподкупный. Агрессивный и прямой. Дай ему волю, и мы бы погрязли в еще одном крестовом походе.

–Пора отчислять первокурсников. Их слишком много. С кого бы ты начал, Джон?

Как это на него похоже. Отчислить, изгнать, убить мечту на гражданство – и все это уже в ноябре, когда снег еще толком не пошел, улицы не проморожены как следует, а воздух позволяет ходить без шапки и перчаток.

–Риччи, отвали. Сессия в середине январе, первачки еще даже не поняли, где они, а где их судьба и вещи. А ты уже отчислять. Если бы в твои времена был на страже такой цербер как ты, уверен, тебя бы выгнали в первый учебный день, за отсутствие сменки или бахил.

–У меня всегда есть сменная обувь!

Говорю же, ботаник и педант.

–Не переживай, отзывчивые и дружелюбные одноклассники спрятали бы ее на денек. На что ни пойдешь ради спасения будущих поколений.

Ричард был студентом 3 курса, и главным старостой по совместительству. Всего в школе было 4 года обучения, но будущие выпускники не принимали участие в социальной жизни школы. Главная власть была сосредоточена в руках третьекурсников, и меня, Джона. Все просто – Рич в своем несчастливом нелондонском детстве жил со мной на одной улице, и мы общались. Не сказать, что мы были великими друзьями, но улицы Старого Бирмингема, откуда мы родом, научили людей, которые знают друг друга по имени и живут рядом, всегда вступаться за своих в уличных драках против незнакомцев, против чужих. Рич носил очки, был заучкой – и потенциально вызывал у типичных представителей уличных оборванцев агрессию. Вполне себе активную. Я же понимал, что спокойный сон по ночам зависит от того, насколько дальними тропами наш район будут обходить сомнительные, маргинальные элементы общества. Так что пока Рич думал, что я вступаюсь за его право быть ботаником и ходить по правой стороне улицы походкой свободомыслящего будущего гражданина Лондона, я лишь защищал свое право спокойно прогуливаться под ручку с девушкой поздним вечером по левой стороне улицы, заодно отрабатывая боксерские приемы на обидчиках Риччи. Люблю в спорте не только шахматы и керлинг, знаете ли. К слову, тогда Рича звали по-другому, ну да кому какое дело сейчас. Уже тогда, даже в очках и сутулый, он не боялся вступать в неравный бой, хотя и проигрывал первые несколько лет, пока стратегически полезная единица в моем лице не стала оказывать услуги в виде быстрого кулака и тяжелой палки. Мы были славным дуэтом, так что, встретившись в стенах нашей экономической школы, крепко обнялись – и возродили наш союз меча и орала. Здесь, в гораздо более академической среде, острым мечом был как раз Ричард, готовый возводить стены порядка налево и направо.