Обитель отшельника

Владимир Павлович Дубравин не говорит ни с кем почти двадцать лет. Протестует таким образом против произвола властей.

Найти его непросто. Чтобы попасть к его дому, надо идти какими-то кругалями мимо высохших деревьев по узенькой тропке, поросшей квёлой травой и бурьяном. Она начинает петлять и, в конце концов, вообще теряется. Листья на деревьях почему-то на ветру не шелестят. Это – одна из странностей, которые, по словам земляков Дубравина, довольно часто здесь происходят.

– Каков хозяин, такое и место, – заметил пожелавший остаться бесфамильным сосед Владимира Павловича. Я потом сделал вывод, что его зовут Василием. Хотя, может быть, чего-то и недослышал.

Второй странностью можно назвать тишину. Она стояла, наверное, такая же, как в восемнадцатом веке. Казалось, было слышно, как шелестят облака.

Тут я увидел избу, на крыше которой ещё сохранился охлупень – так в старину называли конёк. Покосившаяся изба, казалось, была не моложе Макарьевского монастыря, основанного в 1435 году. Калитка закрывалась только на деревянную вертушку. Хозяин отсутствовал. Впрочем, я очень скоро понял: бояться воров ему не надо, поскольку украсть у него нечего. Как гласит поговорка, нищему и пожар не страшен.

Я вошёл в дом. Тяжелая фиолетовая тьма обступила со всех сторон. Ржавые продырявленные вёдра, щелястые, раззявые полы, березовый веник-голик, скобленая столешница, которой давно не касалась тряпка, грязь и неряшество. Пахло, как в казарме, портянками, сапогами, старыми трухлявыми бревнами, источенными шашелем, а ещё… советской властью минус электрификацией. Нет, скорее на свет Божий из этих избяных сумерек! Именно в таком жилище поневоле начинаешь верить в домовых, их жен шишиг, кикимор и прочую нечисть.

Макарьевские легенды

Ещё одна соседка Владимира Павловича, Галина Алексеевна Романова, объяснила, что он отправился в Лысково на пароме – в Макарьеве пустые бутылки не принимают. А их тут навалом: туристов много, стоит жара, пить хочется. «Вот и ездит Дубравин в райцентр, почитай, ежедённо». Большим грехом такой побочный приработок не считает. Написал однажды в своей тетрадке, что от этого какая-никакая, а все-таки польза, что делает он это «не ради личного обогащения, а для чистоты в природе».

На досуге он ещё вроде бы и крыс муштрует, как заправский цирковой кудесник. И длиннохвостые пасюки, как говорит Василий (свою фамилию он и во второй раз назвать отказался наотрез), ходят перед ним по струнке. Но этот номер самодеятельный дрессировщик никому не демонстрирует. А в остальное время «сидит и в окошко зевает». А что про него судачат, Дубравину фиолетово. Одного дотошного журналиста – слишком назойлив ему показался – то ли оглоблей саданул, то ли замахивался…

Но не все макарьевцы интересуются молчунами. Люди все меньше знают друг друга и не хотят узнать больше, один видит в другом не того, кем он на самом деле есть. Тетя Маша, женщина уже почтенных лет, продававшая в помещении магазина полную корзину грибов, выразилась по этому поводу так:

– То, что Дубравин – человек неуговорный, точно. Но не чужевер какой – наш, местный, макарьевский. Избу новую облаживает, руки в полной исправности. Просто чудак-мужик. Сначала мне вдиво было, а потом привыкла. А то, что не говорит, – его дело личное. Зато в ушах другим мозоль не набивает.

Но самую распространенную легенду, касаемую местной молчаливой достопримечательности, изложила Галина Алексеевна Романова.

– Он сразу после выборов Путина говорить перестал, – сказала она. – Пришёл на участок, а там его и прихворостили – лишили голоса, не включили в списки избирателей. А коль такое случилось, дырка у него посередь души образовалась – разобиделся и стал изъясняться только с помощью записочек.