– Да, матушка. – устало улыбнулась она, гладя дочь по пушку волос.

Перестав издавать странные звуки, та подняла взгляд кристально-чистых голубых глаз на женщин над собой. И под умиленные стоны бабушки, она вытянула руку, коснувшись пальцев Беатрис, едва та отстранилась, чтобы поправить оборки на ее воротничке.

– И она станет еще прекрасней, когда вырастет…

Только лишним было бы упоминать, что красота ее сведет в могилу не один десяток мужчин… как позже и ее саму…

– Неужели дражайшая супруга сегодня не в настроении?.. – тяжело ухмыльнулся Теодор, нежно обхвативший сзади ее вздрогнувшие холодные плечи. – Не желаете немного размяться, эта аллеманда, помнится, ваша любимая?

Беатрис натянуто улыбнулась, опустив глаза в пол. Не то, чтобы любимая… но именно эту мелодию она наигрывала на клавикорде в тот самый вечер, несколько дней назад… вспомнив это так ярко, будто бы кинжал засадили ей в сердце. Он специально напомнил ей об этом, будто нарочно включив эту композицию в программу бала…

Ее пальцы легко порхали по клавишам, заставляя молоточки отстукивать по струнам мелодию, текущую плавной рекой, зажатой педалью, которую вдавливала в пол ножка в шелковой туфле. Тот самый бальный зал… клавикорд в углу комнаты, на котором тогда стоял лишь небольшой канделябр, чтобы было хорошо видно ноты, на которые она иногда поднимала быстрый взгляд. За высокими окнами свистела вьюга и потоки снежинок, влекомые сильным ветром, будто вторили музыке, кружась и закручиваясь хитрыми вихрями… Она с головой ушла в игру, казалось, отрешившись от всего… находясь где-то далеко отсюда. Не в поместье своего мужа… не в Гамбурге… даже не в Германии…

– Почему, когда ты появляешься, становится так холодно… – тихо спросила Беатрис, даже не отвлекшись на моргнувшее пламя свеч, не повернув головы в сторону возникшего рядом с ней силуэта.

Поздний вечер, все домашние отправились на покой, даже слуг не было слышно, неудивительно, что у Виктора в эту пору было особенно игривое настроение.

– Я вошел не через дверь… – кивнул он на запертые створки в другой стороне зала, – Холод Бездны сейчас морозит твои руки…

Девушка глубоко вздохнула, не оторвав пальцев от инструмента. Закрыв глаза, она продолжала выводить ритмичную мелодию аллеманды, а ветер за окном синхронно молотил снежными вихрями в стекло.

– Тебя что-то беспокоит… – утвердительно произнес Виктор. Иногда он просто не оставлял ей возможности увильнуть, констатируя непреложную истину.

– Мне одиноко, отец… – руки взметнулись вверх по клавишам, выводя порывистое арпеджио вверх и вниз по клавиатуре. – Холодно… пусто.

– Теодор невнимателен к тебе? Аскель ведет себя неподобающим образом? Прислуга не подчиняется?..

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду… – холодно проговорила Беатрис, всем телом склоняясь вслед за руками, будто пытаясь излить на клавиши те чувства, что всеми силами старалась удержать внутри незамеченными.

– Да… знаю. – его черты лица хищно заострялись, когда он хмурил брови, – Но не тревожься…

– Отец, уже почти год прошел… что теперь с этим сделаешь.

– Я был достаточно убедителен, когда объяснял, в чем именно он тогда был неправ, когда вломился в твои покои. И меня в тот момент ничуть не беспокоило, как он будет объяснять прислуге пятна крови по всему своему кабинету. Я бесконечно виноват перед тобой, что не успел вовремя в ту ночь…

– Я уже выразила тебе свое мнение на этот счет. Ты был на охоте… ты не виноват… – глубоко вздохнула Беатрис, пусть ей и не удалось скрыть крупную дрожь в своем голосе, – Ты и так редко ешь с тех пор, как мы переехали сюда… ходить в деревню часто слишком опасно, тебе приходится ездить в город. А он… был пьян. Даже со всей моей подготовкой, мне было не сладить с ним в тесном помещении, да еще и в этих бесконечных юбках. Да и не стоило мне изматывать себя тренировками в твое отсутствие… он просто воспользовался случаем. Как и всегда…