Лучше бы ее не искали. Неведомый зверь затащил Матиладу в чащобу и разорвал ее на куски. Следопыты, которые нашли то, что осталось от скверной старухи, молились всем богам, потому что более страшного зрелища видеть им не доводилось, а по возращении в поселение они тут же принесли богатые жертвы богу Велесу. Судя по тому, что даже берцовые кости Матилады были разгрызены, у зверя были клыки побольше, чем у медведя. Все единогласно решили, что это мог сделать только волкодлак-оборотень.

С той поры жители поселения ходили в лес в сопровождении охраны – бывалых воинов. Но ведь вооруженного до зубов стража к каждому не приставишь. Чтибор лишь посмеялся над страхами соплеменников и по-прежнему бродил по лесу в одиночестве. Он надеялся на свое искусство опытного волхва, благодаря которому старый кобник мог справиться с любым зверем. Его примеру последовал и Сокол: еще чего, бояться оборотня, которого можно поразить стрелами. Ведь мальчик, несмотря на юные годы, был весьма искусным лучником.

Ранним утром к Соколу забежал его друг Бажен. Выражение его круглого, в россыпи веснушек лица было загадочным и таинственным.

– Чем занимаешься? – с порога спросил Бажен.

– Иду на ловы, – коротко бросил Сокол, набивая свою походную сумку всякой всячиной, необходимой лесному следопыту.

– С ума сошел! – воскликнул Бажен. – А ежели оборотень загрызет? Говорят, у него такие клыки, что тебя он враз перекусит пополам.

– Пущай попробует, – самоуверенно ответил Сокол.

Он как раз натягивал охотничьи лапти, сплетенные из заговоренного Чтибором лыка, наматывал конопляные онучи и крест-накрест оплетал ноги прочными оборами.

Лучше обуви для охоты, чем лапти, придумать было трудно. Даже князья, дружинники и богатые купцы не гнушались носить это изобретение простого народа. Зимой, в отличие от другой обуви, в лапти не набивался снег, в них легко было ходить по насту. Обычно к летним лаптям для прочности и против пыли пенькой или тонкими дубовыми волокнами, распаренными в кипятке, крепились кожаные подметки. В дождь и грязь на лапти надевались выдолбленные дощечки-колодки – на каждую ногу по две, чтобы благодаря зазору между ними сохранялась гибкость немудреной обувки. Дощечки пропитывали дегтем, чтобы они не гнили и не промокали.

Лапти Сокола, мало того, что были заговорены (дабы зверь не учуял запах юного ловника), имели еще и особенные подметки – из прочной заячьей шкурки густым зимним мехом наружу, вычиненной особым способом. Она была очень прочной, но главным достоинством таких подметок был чрезвычайно тихий ход, даже среди сухостоя. Со стороны казалось, что Сокол не шел, а плыл по воздуху между деревьев, настолько бесшумно он передвигался. Ведь главное в любой охоте – не вспугнуть зверя.

– Эх, какая досада! – разочарованно сказал Бажен и в сердцах стукнул рукоятью остроги о пол жилища; похоже, он собрался на рыбалку.

– Почему? – поинтересовался Сокол.

– Я нашел место, где лини, что ваша сковородка! – выпалил его друг, указывая на печь. – Вот такие! – Для большей убедительности он развел руками, дабы показать размер линя.

– И где это?

– У Черных скал.

– Погоди, погоди… Но ведь в том месте глубина – ого-го. Как ты достанешь линя острогой?

– В том-то и дело, что никто не знает тайны Черных скал! А я все разведал третьего дня. Взял у отца малый челнок и сплавал к скалам. Едва не попал в водоворот! Нечистый знаешь, как там крутит? Страсть! Между скалами я нашел проход и попал в мелкий залив, поросший камышом. Вода в нем чистая, как слеза. Я глянул – и обомлел. Дно в заливе песчаное и отливает золотом, так много там линей. Лежат, бока греют на солнышке перед зимними холодами. И почему я, дурень, не взял острогу?!