– Может, вы все уже замолчите? Ведете себя как кучка безмозглых идиотов. В гостиной сидят люди, которые все еще оплакивают вашу мать!

Это быстро всех затыкает. На минуту или около того мы забыли. Так и происходит. Мы забываем, а затем в нас словно на всей скорости врезается грузовик, и мы снова попадаем в реальность, эту странную реальность, к которой пока не привыкли.

– Как я и говорил, дом слишком большой для одного человека. Я принял решение. – Тон отца тверд. – Но прежде чем я выставлю дом на продажу, нам нужно его немного подлатать. Навести лоску, так сказать.

Кажется, все меняется слишком быстро, а я не поспеваю за ходом событий. У меня едва хватило времени осмыслить мамину болезнь, как ее уже погрузили на шесть футов под землю, а теперь мне пришлось перевезти все вещи обратно домой и тут же узнать, что никакого дома больше не существует. У меня будто выбили почву из-под ног, но я по-прежнему не двигаюсь и наблюдаю, как рушится мир вокруг.

– Пока Крейг не отправится осенью в колледж, нет смысла вычищать тут все, – успокаивает отец, – так что пока подождем. Но сути это не меняет. Я посчитал, что лучше вам узнать обо всем раньше, чем позже.

И с этими словами он покидает кабинет. Дело сделано. Папа просто оставляет нас, шокированных и потрясенных, стоять тут и раздумывать над его объявлением.

– Вот дерьмо, – произносит Шейн, словно только вспомнил, что забыл ключи на пляже во время прилива. – Вы хоть в курсе, сколько порнухи и дерьма спрятано в этом доме?

– Ага. – Билли, сделав серьезное лицо, хлопает в ладони. – Поэтому, едва папа уснет, начинаем выдирать половицы.

Пока парни спорят о том, кто получит деньги за потерянную контрабанду, которую они постараются найти, я по-прежнему пытаюсь отдышаться. Наверное, я всегда болезненно реагировала на перемены. Я до сих пор разбираюсь с изменениями в своей собственной жизни после отъезда из города.

Проглотив вздох, оставляю братьев и выхожу в холл, где мой взгляд останавливается на, пожалуй, единственном, что в этом месте не поменялось ни на йоту.

На моем бывшем парне Эване Хартли.

А этому парню наглости не занимать. Как он умудряется так выглядеть? Темные глаза настоящего хищника по-прежнему таятся в самых глубоких уголках моей памяти. Его каштановые, почти черные, волосы я до сих пор чувствую между пальцами. Как и в моих воспоминаниях, он потрясающе красив. Прошел год с тех пор, как я видела Эвана, но реагирую на него точно так же. Он входит в комнату, и мое тело замечает его раньше меня самой. Мурашки пробегают по коже.

Это неприятно. А то, что мое тело отзывается на него сейчас, еще больше настораживает.

Эван стоит со своим братом Купером, оглядывая комнату, пока не замечает меня. Парни выглядят почти одинаково, за исключением причесок, однако все различают их по татуировкам. У Купера набиты два полноценных рукава, в то время как бо́льшая часть татуировок Эвана – на спине. Ну а я узнаю́ его по глазам. Неважно, сверкают ли они озорством, или желанием, а может, разочарованием… я всегда знаю, когда Эван смотрит на меня.

Наши взгляды встречаются. Он кивает. Я киваю в ответ, и мой пульс взлетает до небес. Буквально через три секунды мы с Эваном уже в коридоре, где нет свидетелей.

Довольно странно, как хорошо мы знаем некоторых людей, даже несмотря на долгую разлуку. Воспоминания пронизывают меня, подобно приятному ветерку. Ходить по этому дому вместе с ним – будто вернуться в старшую школу. Прокрадываться и убегать из дома в любое время. Держаться за стены, лишь бы стоять прямо. Истерически смеяться, но так, чтобы не разбудить весь дом.