– Что вы можете делать? – спрашивает молоденькая преподавательница. – Макетируете?
– Неа.
– Фотографируете?
– Не нравится.
– Считать умеете?
– Что?
– Строчки. Посчитайте, – и даёт мне гранку учебной их газеты.
Думаю, посчитаю, отвяжется. Поставит зачёт. Ан не тут-то было. Не ставит!
– У меня, – хвалится, – не так-то просто получить зачёт.
– Я уже шесть лет в штате газеты!
– Ну и что?
Плюнул я. Сбегал в гостиницу, взял из чемодана кипу своих вырезок и прибежал. Сунул ей. Она остолбенела:
– Извините… Так вы Санжаровский! Я вас знаю. – И обращается к очникам журфака, готовившим очередной номер университетской газеты: – Товарищи! Посмотрите! Перед вами живой журналист!!!
Я кисло посмотрел на откормленных слюнтяев, которые льстиво мне улыбались, и быстро вышел, не забыв прихватить с собой книжку с зачётом.
Зачёт по стилистике я ездил сдавать домой к преподавательнице в Батайск.
19 ноября
Разгуляй
У Яна Пенькова шикарно ободран нос.
– Понимаешь, старик, – жалуется он мне, – у меня с перепою руки дрожат. Вчера пять бутылок вермута один выхлестнул, не емши. Грызли у Шакалиниса какую-то столетней давности корку. А спился в сиську. В полночь хотел идти к Петуху хлеба занимать.
– И по какому случаю был устроен разгуляй?
– По случаю понедельника. В отместку за трезвое воскресенье…
Шеф кликнул к себе в кабинет:
– Вам, Толя, предстоит побыть Цицероном на тридцать минут. Выступите завтра в Суворове на читательской конференции. Поедете с Крамовым.
– Ладно.
К вечеру в редакции прорезается Шакалинис и сразу ко мне:
– Толя, добрый человек…
Сейчас будет просить денег на выпивку.
Не дослушав его, спрашиваю:
– Когда отдашь?
– Завтра, Толя.
Даю ему рубль.
Он устало усмехается:
– Толя больше своей нормы не даёт…
– Не для дела же…
– Правильно, Толя.
Фотограф Зорин сбегал на угол. Загудел гульбарий.
Я ушёл в типографию.
Скоро вваливается загазованный гигантелло Вова Кузнецов:
– Кому фонари сегодня будем вешать? Можно и Санушке…
И подымает кулаки-тумбочки.
Тут восьмеря вбегает Шакалинис и мне:
– Толя! Он тебя любит. Мы с ним на твой рублишко славно побарбарисили. И ему теперь зудится кому-нибудь смазать бубны. А проще подпиздить. Выпил Вова – повело на подвиги. У него сегодня день открытых дверей с раздачей весёлых люлей. Не попадись под его кувалды. Уходи.
19 декабря, вторник
Праздник
Я первым пришёл в редакцию.
Пусто. Нигде никого.
Следом за мной пробрызнул Шакалинис. Увидел меня в коридоре, радостно заорал попрошайка, выставив пустую ладошку гробиком:
– Толя, дуб!
И вскинул указательный палец:
– Всего-то один дублончик!
– Отзынь! – рыкнул я. – Сначала верни пять!
Я брезгливо отвернулся и ушёл в свой кабинет.
Шеф по дикому морозу прибежал в одном свитерочке, испачканном губной помадой. Оттиски губ ясно видны. Похоже, только что из горячих гостей. Товарищ приплавился прямо с корабля на бал. Павленко накинул ему на плечи свой пиджак.
Чувствуется приближение праздника.
К вечеру в кабинете шефа расшумелся бухенвальд.[50]
Местком расщедрился.
Шеф сказал всего пять слов:
– В общем, хорошо работали. Спасибо. Выпьем.
Хлопнули по две стопки.
Пришла матёрая одинокая корректорша Марья Васильевна. Увидев на столах бутылки и закуску, Марья Васильевна разочарованно прошелестела:
– В объявлении было только про профсобрание. А что, профсобрание уже кончилось?
– Нет, – сказал шеф. – Ждали вашего выступления.
Она гордо роется в сумочке:
– Я сейчас выступлю с документами. Я буду, товарищи, обличать!
Хохот. Марья Васильевна смутилась.
Под хлопки ей вручают стопку:
– Потопите там свои обличения!
И шеф подсуетился:
– Здесь собрался весь наш цвет. Марья Васильевна – лучший корректор мира! Зоя Капкова – самая красивая женщина! Люся Носкова – самая коварная!..