– Убери эту штуку от экрана, – Мария поморщилась при виде хирургического инструмента, – и поверни мне камеру на отца.

В стеклянной ёмкости покоилось то, что совсем недавно было родным человеком, а теперь представлялось куском плоти, ещё живой и по-прежнему готовой помочь ей в последней, может быть самой важной просьбе.

– Мари, ты загрузила программу? – последний кусок бутерброда исчез во рту её помощника, не страдающего отсутствием аппетита в любое время суток. Завитушки волос качнулись на его лысеющем затылке. – В принципе, у меня всё готово к началу сеанса.

– Нет, Рольф. Нам всем надо немного отдохнуть. Давай попробуем всё сделать ближе к вечеру, часов в восемь московского времени, – Мария и сама не понимала эту отсрочку. С одной стороны, очень хотелось апробировать результат немедленно, но что-то удерживало её от поспешного шага, и она решила взять паузу. – Ты отдохни, кто знает, как долго мы сможем продолжать сеанс, а мне надо завершить корректуру завтрашнего доклада. Хорошо?

– Как скажешь, Мари. Я подремлю немного. Этот «робот» слегка напугал меня, но сейчас я в порядке и к вечеру буду полностью готов к началу эксперимента.

Экран потух, она ещё немного посидела без движения, потом встала, подошла к полке и взяла в руки планшет, открыв видеоальбом, где они всей семьёй катаются на лыжах с подмосковных горок. Какое славное было время, и как быстро оно пролетело. Мария прилегла на диван, устраивая подушку под голову. Жаль, что жизнь нельзя поставить на паузу, как видеоролик, чтобы насладиться чудесными мгновениями сполна. Почему это начинаешь понимать только сейчас? Почему мы гоним минуты, часы, дни в погоне за иллюзорным лучшим будущим, оставляя счастье в прошлом? Она положила гаджет на грудь и прикрыла глаза: задорный смех мамы был так осязаем, а заснеженный гулкий лес на вершине холма так близок, что казалось, окунись в это прошлое, и вот ты уже летишь по крутому склону, а папа бежит рядом, боясь за тебя, за твой стремительный разгон, когда ветер свистит в ушах, норовя сорвать лыжную шапку с головы, а макушки занесённых снегом сосёнок цепляют за ноги, стремясь остановить твой стремительный спуск.

– Мари, тут пришли какие-то люди, – звонок Рольфа выдернул её из сладкого видения.

– Что они хотят?

– Они хотят, чтобы я купил у них электрический массажёр, – помощник тяжело дышал, ожидая её совета.

– Зачем тебе массажёр? У тебя что-то болит?

– Нет, со мной всё в порядке. Я ответил отказом, но они говорят, что лучше меня знают, что мне нужно.

– Понятно, а почему ты так дышишь?

– Я с трудом закрыл дверь за ними. Всё-таки их четверо, а я один: двое мужчин и столько же женщин.

– Ты что, пустил их в дом? – Мария рывком поднялась с дивана.

– Они дружно захотели пить, я не мог им отказать. Вдруг у них обезвоживание организма? Мари, кажется, кто-то ещё потерялся в доме. У вас в Москве живут французы? Эти люди похожи на корсиканцев, такие же наглые и шустрые.

– Рольф, немедленно выпроваживай их из дома и пригрози, что если не уйдут, то ты вызовешь полицию.

– Конечно, Мари, я немедленно изловлю оставшегося, помнится, был с ними маленький Гаврош, – помощник замялся, покашливая в трубку.

– Что ещё?

– Они пообещали помочиться на дверь, если я вызову полисменов. Как ты думаешь …

– Рольф, срочно провожай их и закрой уличные ворота. В России, всё, что распахнуто настежь, воспринимается как приглашение войти, и не важно, что это: ворота, двери или душа, войдут и наплюют, или справят нужду. Впредь, будь аккуратнее в этих вещах.

Ближе к обеду позвонил референт, чтобы уточнить степень готовности её завтрашнего выступления. Мария подтвердила заявку, выразила признательность за напоминание и сомнение в том, что соберётся необходимое количество слушателей. Представитель принимающей стороны разделил её опасения, заверив, что с их стороны делается всё необходимое, чтобы представительство делегаций из других стран было максимально полным.