Но сегодня ей было совсем не до этого.

Лира была уверена, что здесь, в кладовке уборщиц на минус первом этаже крыла D, которой редко пользовались, ей ничего не грозит! Она проснулась в холодном поту, с лихорадочно колотящимся сердцем, а тяжелый, саднящий желудок просто рвался наружу. Но до побудки оставалась всего минута! Лира знала, что вскоре в уборные поплетутся реплики. Они будут умываться, чистить зубы и шептаться под шум воды про Агентов, про то, что им могло понадобиться в Хэвене, и действительно ли аллигаторы разорвали самца на куски, и теперь его легкие, почки и селезенка киснут в болоте.

А идти в умывальную для персонала – тоже крайне рискованно! Во-первых, репликам вход туда категорически воспрещен, да и народу там, конечно же, тьма. Медсестры вечно прятались в кабинках, чтобы позвонить или написать смс.

– Я не больна, – выпалила Лира и ухватилась за полку, чтобы не упасть.

– Ладно, хватит.

Медсестра Кудряшка всегда вела себя так, словно ничего не услышала. А может, она и вправду не услышала. У Лиры часто возникало странное ощущение – что она невидима и живет за занавеской, а медсестры с докторами лишь смутно различают ее силуэт.

– Тебе надо к доктору Леви.

– Нет! Пожалуйста!

Доктор Леви работал в Коробке. Лира ненавидела его и огромную грохочущую машину – Мистера Я.

Она терпеть не могла ухмыляющиеся светильники, похожие на пустые безразличные лица. И Катетерные Пальцы, и Змеетрубку, и Капающие Мешки, и Унылые Койки, и шприцы, шприцы, шприцы!.. Она ненавидела кошмары, приходящие к ней в Коробке. Ей мерещились львы, марширующие вокруг цилиндрической чашки, и слышались призрачные голоса, которые почему-то казались ей реальными.

Даже спинная пункция Вампиром – длинной иглой, которую вставляли в основание позвоночного столба между двумя позвонками, чтобы взять ликвор на анализы – и то была лучше.

– Я нормально себя чувствую.

– Не валяй дурака, – заявила Кудряшка. – Это для твоего же блага. Давай, шевелись.

Лира с трудом выбралась в коридор. Пришлось держаться за стены, унизанные гвоздями, на которых висели веники, швабры и совки. Она не помнила, какой сейчас день. Это знание как будто провалилось в дыру, образовавшуюся в ее черепе.

Она забыла, какой день был вчера. Она не помнила, что делала накануне вечером.

– Ну-ка! – произнесла медсестра и взяла Лиру за руку, что потрясло девушку.

Медсестры редко прикасались к репликам – лишь в момент стандартного осмотра. Имя этой женщины тоже испарилось из памяти Лиры, хотя она не сомневалась, что еще секунду назад помнила его. Что с ней творится? Похоже, рвота взбаламутила всю информацию в ее мозгу и перемешала ошметки ее мыслей.

У Лиры жгло глаза и саднило горло. Когда она подняла руку, чтобы вытереть рот, то осознала, к смущению своему, что плачет.

– Ничего, реакция вполне нормальная, – проговорила медсестра.

Лира тем не менее поняла, что она имела в виду.

От этого места до Коробки быстрее всего было идти через крыло С, где держали реплик-самцов. Медсестра Шерил – имя вернулось к Лире внезапно, высвободившись из умственной ловушки, где застряло на несколько секунд, – медсестра Шерил, прозванная Кудряшкой из-за вьющихся волос, распахнула дверь. Лира оробела.

За долгие годы она бывала в крыле С считаные разы. Она не забыла ни Пеппер, ни того, что произошло.

Как рыдала Пеппер, когда ей в первый раз сказали, что с ней случилось: она будет суррогатной, как те темнокожие женщины, приплывающие и уплывающие на катерах и никогда не выходящие из бараков!..

Сперва Пеппер билась в истерике. Она расцарапала себе живот и умоляла врачей вынуть это из нее.