Глава 3.

Прошло уже почти три года с тех пор, как они приехали сюда и сняли  комнату на пятом крайнем этаже.  Общежитие, как общежитие, общага попросту: комнатки маленькие, старый немецкий проект, что для студентов делали, не иначе. А как известно, что для наших людей хорошо, то для немцев не очень. Впрочем, оказалось, что это утверждение и в обратном порядке работает так же. Здание само кирпичное, но, скажем прямо, неказистое такое, весьма облезлое и обветшалое,  а местами в глубоких трещинах, причём как снаружи, так и внутри. Но это была не самая большая проблема.

При входе несколько бетонных ступенек, развалившихся практически полностью, раскрошенных буквально на составляющие их песок и мелкие камешки, гальку. Спицы стальной арматуры торчали из них то тут, то там, выглядывая из бетона в самых ходовых местах. Как будто струны музыкального инструмента не выдержали долгой и излишне экспрессивной игры. О них часто  спотыкались. Усталость металла. Есть такое понятие. Так вот это была именно она. Причём, усталость здесь чувствовалась во всём, не только в металле, бетоне или старых кирпичах. Во всём: от начала и до конца. А с той страшной усталостью ещё и полнейшая безнадёга.

Общага стояла на самом краю городка, последний дом в конце улицы, ближе к частному сектору, почти в лесу. С одной стороны, это расположение обещало жителям вполне приличный и относительно чистый воздух, а с другой… А с другой, – ничего, ничего хорошего. Вся цивилизация, инфраструктура, вся жизнь городка протекала где-то там, где горели весёлые огоньки. А здесь? Здесь не имелось ничего от того безмятежного городского веселья. Не каждый мог рискнуть прогуляться сюда  ни по одному, ни в компании, ни с собакой, например. Опасно. Всегда. И днём, не говоря уж о вечернем времени или тем более ночи. Даже местные бродячие псы старались обходить этот район стороной. Просто опасно. Об этом знали все.

Дверь в единственный и неповторимый подъезд не закрывалась, да в этом не было и никакой необходимости. Местным нравилось, что она открыта. Так безопаснее. О кодовом замке или тем более домофоне не думали. Зачем? Знали, что никто, реально никто чужой сюда не придёт. Побоится.  Ходили только свои, да и то с опаской, оглядываясь, как бы не вышло чего.

Дверь представляла собой целый блок, несколько секций из дерева.Видимо много раз её покрывали  непонятного цвета масляной краской. Причём делали это каждый раз поверх облупившегося старого покрытия, вспучившегося страшными буграми, размохрившегося за много лет. Так красят заборы на улице. До сих пор кое-где ещё так, по старинке, красят.

И эта дверь, всегда гостеприимно открытая, засасывала в свою темноту  каждого, кто осмеливался туда войти. Засасывала и не отпускала. Долго. Иногда всю беспросветную жизнь. А если кто-то и пытался вырваться оттуда, понимали, как это не просто. И всё же пытались. Правда, не все. Некоторые ни о чём другом и не думали, смирились. Другие и не знали, что бывает по другому, довольны, казалось, были и тем.

Люди там жили самые простые. Ну, проще некуда. Неизбалованные, часто болеющие, с детьми и без, кто-то из тюрьмы, те что недавно вышли и хотели начать новую жизнь. А где ещё? Конечно, здесь. Народу много, часто в каждой десяти метровой комнатёнке по несколько человек. Бесконечный шум, гам, все на нервах. Понятно, и скандалы по пустякам. Бытовуха. Часто вызывали полицию. Жуть, а не жизнь: мрачная, бедная, несчастливая. И всё же движуха какая-то была. В поисках лучшей доли, соседи менялись постоянно: одни уезжали, другие приезжали.