Не могу подобрать слов, мысли путаются и уж слишком много подозрений падает на Оленьевича.

– Что-то еще добавите? – улыбается он. – Например, как ваш автобус, свернул не туда?

Давит на чувство вины? Так у меня его нет! Не перед ним точно.

Он ведь и правда мог что-то сказать своей сестре из вредности, мол, вот эта “госпожа Иванова” сегодня прогуляла мои занятия, ну-ка давай-ка, сестренка, забрей ей к хренам всю будущую карьеру!

Щурюсь и смотрю в голубые глаза мужчины, стараясь уловить подвох, но лишь замечаю, насколько идеального оттенка радужка его глаз. Я не люблю, когда в глазах у людей есть пятнышки или крапинки, они меня раздражают настолько, что хочется заставить человека надеть сглаживающие цвет линзы. А у него тот самый идеальный для меня голубой цвет, я бы сказала, яркий цвет ясного неба, когда на нем нет ни единого облачка или тучки. В памяти сразу же всплывают воспоминания, как я училась кататься на скейте и падала, снова и снова оказываясь лежа на спине и глядя в небо. Оно было такое же голубое, успокаивающее, и сглаживающее мое отчаяние от неудач…

Стоп!

Не зацикливаемся, нет-нет-нет!

– Из-за вас меня не взяли? – спрашиваю я.

Вот так вот, прямо в лоб, а чего мелочиться?

– Что? – усмехается Оленьевич.

– Это вы что-то сказали своей сестре, да?

– Она даже не знает, кто вы, – отвечает мужчина, – да и зачем мне что-то говорить?

– Чтобы проучить меня, – пожимаю плечами. – За прогул.

На лице мужчины появляется искреннее удивление, разбавленное милой улыбкой. Как бесит меня вот эта его физиономия, с мимолетной улыбочкой!

– Вы считаете, что я бы пошел на такую подлость и низость? – приподняв брови, спрашивает Оленьевич.

Он реально оскорблен? Похоже на то. На самом деле мне даже обидно, ведь я надеялась, что это не я ужасно откатала программу и показала себя, а он сделал мне подлянку. Такой расклад мне было бы куда проще принять, чем это.

– Не хотите извиниться? – задает вопрос он.

Чего-чего? Шутка сейчас была?

– Не хочу, – фыркаю я, дерзко задрав подбородок.

Тяжело вздохнув, репетитор качает головой и разворачивается, чтобы вернуться обратно в зал. Отходит почти на пару шагов и вдруг бросает напоследок:

– До встречи в четверг на занятиях!

– А что, если у меня снова возникнут проблемы с автобусом? – прячу усмешку я, отвечая незамедлительно.

– Господи Боже, Иванова, что с вами не так? – неожиданно зло смеется Оленьевич и вновь возвращается ко мне. Останавливается напротив и смотрит сверху вниз, изучает мое лицо.

– Со мной все так! – во мне поднимается встречная волна агрессии и сдерживать ее все труднее. – Просто ко мне прицепились мама и вы, со своей учебой, в то время как я пытаюсь найти свой собственный путь!

– Учеба – не отдельный путь для вас, как не поймете, а лишь приятный бонус на будущее! – говорит Оленьевич и у него голосе проскакивает негодование. – Резерфорд был лучшим игроком в регби в своем университете, завоевывал командные награды, а еще он стал великим ученым, отцом ядерной физики! И чем же вам помешает поступление в институт?!

– Это драгоценное время, которое я могу потратить на что-то более стоящее, вроде смотра или кастинга в той сфере, которая интересна мне! – почти кричу я и мой голос эхом разносится по зданию, отражаясь от стен вестибюля. – Я не хочу всю жизнь работать на той работе, которую ненавижу! Я не хочу поступать туда, где мне будет не интересно! Вот только выбора у меня нет, меня в угол загнали, времени у меня до конца этого лета, времени совсем нет и мне катастрофически не везет!

Замолкаю и чувствую, как пощипывает в носу, предвещая о том, что скоро и слезы нахлынут на глаза. Черт… Одно дело знать, но совсем другое сказать вслух и осознать в полной мере происходящее. До конца этого лета и… все. Либо универ, либо работа кассиром в соседнем супермаркете. Таков был уговор с мамой.