– Не сомневаюсь, – буркнул Денис и написал: "з-д «Красный Октябрь», потом подумал и дописал в скобках: «токарь VI разряда». Покончив с анкетами, он отдал их секретарше.

– Присядьте, сейчас вас пригласят. – Взяв листки, она, эффектно покачивая бедрами, скрылась за дверью, тут же вернулась и, мило улыбнувшись, пригласила: – Проходите, Леонид Семенович вас ждет…

Денис вошел в просторный кабинет, не менее скромный, чем приемная: один маленький диванчик, два кресла, низкий столик, гладкошерстный ковер на полу, простые светленькие обои и… люстра Чижевского. Гройцман встречал клиента стоя, в одной руке бережно сжимая разноцветную кипу анкет, а другую радушно протягивая для приветствия.

– Здравствуйте, Денис Андреевич. – Он заботливо усадил Дениса в кресло, уселся напротив, а потом вдруг рывком зашвырнул анкеты под диван. – Так что же вас ко мне привело? Вы уж простите за прямоту, но я все-таки психолог и к тому же люблю свою работу, а одного взгляда на вас достаточно, чтобы понять, что вы не страдаете никакими фобиями и маниями, да и насморк, похоже, мучает вас крайне редко.

Дальше разыгрывать из себя неврастеника не было смысла, и Денис решил «открыть карты».

– Я частный детектив. – Он протянул Гройцману свою визитку. – В данный момент я расследую обстоятельства гибели одного вашего пациента, моя клиентка – его вдова, и мне всего лишь нужно…

– Уважаемый Денис Андреевич, вы, наверное, не сталкивались еще с врачебной этикой, а для меня это естественное состояние, – прервал его психолог.

– Но я не думаю, что информация, которая меня интересует, может повредить покойному.

– Может, вы и правы, – уклончиво заметил Гройцман, – но что я скажу официальным лицам? По какому праву я поделился тем, что знаю, с вами, а не с ними?

– Официально в возбуждении уголовного дела отказано – на этот счет вынесено постановление, – сообщил Денис, – но если хотите успокоить совесть, можете сейчас же позвонить в милицию и все рассказать им, а я просто постою рядом и послушаю, хорошо?

– Ладно, – рассмеялся психолог, – вы меня убедили. Насколько я понимаю, речь идет о Минчеве. Я читал некролог. И думаю, что Минчеву это действительно не повредит, хотя не ждите от меня слишком многого, спрашивайте, чем смогу – тем помогу.

– Проблема, с которой к вам обратился Минчев, может быть как-то связана с его гибелью?

– Если бы это был акт суицида – да.

– Расскажите, пожалуйста, подробнее, – попросил Денис.

– Вы ведь сами знаете, сейчас не жизнь, а сплошной стресс, добавьте сюда рост преступности и получите такой букет болезней, что лучше не думать об этом.

– То есть вы считаете, что причиной обращения Минчева к вам послужила окружающая обстановка?

– Безусловно! Когда вам мерещится, что за вами следят из трусиков собственной жены, – это болезнь, которую надо лечить, но к Минчеву это относится лишь частично. У него были проблемы: солнечные зайчики, например, он сплошь и рядом принимал за блики от окуляров бинокля, домашним телефонным аппаратом старался не пользоваться, выходя из помещения, обязательно останавливался, оглядывался, прислушивался. Он убедил себя в том, что его преследует некто или нечто, он даже заикнулся однажды о некоей могущественной структуре, «которая может все», а неудачи в бизнесе лишь усугубляли положение. Но я бы не сказал, что это было настолько серьезно, чтобы принимать радикальные меры.

– Он не говорил, на чем основываются его подозрения?

– Если бы его подозрения на чем-то основывались, он бы пошел в милицию или нанял бы себе взвод телохранителей. А он пришел ко мне, понимаете, в чем разница? Человек крайне редко способен признаться в том, что сам виноват в своих неудачах. Он сознательно или подсознательно ищет виновного на стороне, а к психологу идет потому, что никому другому не может рассказать ни о своих страхах, ни о поисках этого придуманного губящего его злодея. А если такой человек вдруг осознает, что злодей не снаружи, а внутри него, первое, на что его тянет, – это акт саморазрушения, то есть суицида.