– Конечно, – Камата вскочил, поклонился и побежал в свой кабинет. Бежал, а сам обливался холодным потом. Всё твердил, что с Сугимото что-то не так: «Что если этот контроллер в нём, что если он сюда прислан лазутчиком, чтобы внести смуту, выяснить наши секреты».
В кабинете сидела Тамико, кормила сына грудью и тихо напевала. Сабуро влетел взъерошенный, а она вопросительно взглянула на него, не понимая причины его возбужденного состояния.
– Что происходит, дорогой?
– Макото вернулся.
– Это хорошо, – добродушно улыбнулась Тамико, – теперь тебе будет легче…
– Нет, – резко прервал её он, – с ним что-то не так. Не пойму что. Эм-м, где-то тут была бутылка саке.
Тамико подняла непонимающе брови и пожала плечами. Сабуро вздохнул и коснулся пальцами головы Рю, погладил по редким волосикам сына, ощущая сначала прилив нежности, а потом ужас. Он понимал сын в опасности, жена тоже, все они в страшной беде.
– Я не могу объяснить, Тамико, но где-то здесь, – он прижал ладонь к своей груди, – здесь словно притаился червь, грызущего меня изнутри, и он шепчет, что нам нужно бежать, прятаться иначе смерть заберёт нас всех.
– Я не узнаю тебя, – её голос дрогнул, а подбородок мелко затрясся. Тамико всегда сильная, всегда стойкая теперь, казалось, расплачется.
– Нет-нет, – Сабуро опустился перед ней на колени, сжал холодную руку жены, – прости, мне страшно, но я всё выясню. И если у американцев есть тот прибор, с помощью которого они прибыли сюда, мы сможем так же уйти. Я уверен в этом.
– Хорошо, Сабуро, – грустно кивнула Тамико, её ресницы дрожали, – я верю, ты справишься, мы всё преодолеем.
– Конечно, – он поднялся с колен и, вынув бутылку саке из ящика стола, направился к Макото. Обернулся перед выходом, рассматривая любимую и сына, самое ценное, что было у него.
Винил себя за минутную слабость, ругал, что стал причиной расстройства жены. «Теперь она будет считать меня слабаком, но что со мной происходит? Отчего страх такой удушающий»?
Вечерело. Город замер и тишина убаюкивала. Цветущая сакура напоминала маленькие розовые фонарики. Всё бы ничего, только сегодня Сабуру эти цветы напоминали кровавый пейзаж, и мазки смерти, что солнце щедро разбросало угасающими лучами. В свете предзакатного солнца цветы сделались ярче, цвет их был насыщенным, пока солнце не опустилось в океан. Сизое небо растеряло краски.
Макото сидел на лавочке и любовался цветущим садом.
Сабуро сел рядом, вынул из кармана маленькие рюмки и разлил саке на двоих.
– Когда отцвела сакура, – произнёс Макото Сугимото и залпом выпил рюмку, – тогда начиналась новая жизнь.
Глава двенадцатая. Шёпот перед бурей
Ветер лишь шепчет, что скоро дождь, но скрывает правду о надвигающемся шторме
1
Малышев собирался в дорогу. Их осталось немного – он, Катя, Фёдор и Катькин друг Миха. Собаку Леди забрал Валёк на разведку, они так и не вернулись. Катерина даже всплакнула. С момента гибели Леночки, её мамы, она часто стала замыкаться в себе. Тут разревелась, видимо боль, наконец-то нашла выход.
– Мы в этом посёлке словно отрезаны от мира, – проговорила Катя и нахмурилась.
– Здесь безопасно, милая, – по-отечески улыбнулся Дмитрий, – Иван Сергеевич бы разобрался с новым прибором, что притащила Киралини.
– А сама она, что, не может что ли? – обиженно спросила Катя. Она вспоминала маму, глядя, как Малышев улыбается этой тётке. И что он в ней нашёл. Говорил, что маму любит, а мамы не стало, сразу с этой Кирой шашни какие-то мутит.
Киралини попала в убежище ренегатов ещё в Николаевске. Иван Сергеевич обнаружил её раненую около входа в подвал.
– Помогите, – простонала она. Мужчина удивлённо склонился над ней, поправил очки, стоял и раздумывал, как поступить. Женщина была не просто человеком, нуждающегося в помощи – она была ангелом, врагом. Иван Сергеевич стоял и смотрел на истекающую кровью женщину. Гадал, как поступить, жалость стучала в сердце, и оно упрашивало помочь. Что ж мы не люди. Он открыл замок. Потом помог подняться незнакомке. Она была в лёгком комбинезоне, руки тряслись, как и подбородок от холода. За ней гнались, и кто-то из преследователей ранил её, беглянка с благодарностью посмотрела на Касатко и тихо, почти беззвучно проговорила спасибо.